Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
– Попробуй-ка еще разок выбить немцев. Огоньку, я поддам; подвезли нам «огурчиков»… И батарею я тебе послал. Действуй…
– Есть, товарищ майор, - ответил Миронов.
– Но у меня осталось людей не больше роты. Много раненых. Прошу выслать санитарные машины.
Предрассветную тишину июньского утра нарушил нарастающий гул из глубины нашей обороны. И вскоре высота с заводом окуталась частыми взрывами и темными клубами дыма. Пользуясь тем, что немцы оглушены нашим артиллерийским налетом и что они ослеплены стелющимся дымом разрывов, остатки батальона Миронова сближались для атаки в полный рост, бегом, пока не достигли подножия высоты. Но вот противник пришел
Миронову не верилось, что батальону так сравнительно легко удалось вдруг сбросить немцев с высоты. «Вот ночью и надо было атаковать после артиллерийского налета», - думал он. Наблюдая за полем боя, он увидел, как накапливались немцы в овражке, «К контратаке готовятся», - понял Миронов.
Началась артиллерийская подготовка противника. Вражеская мина разорвалась неподалеку от окопа, в котором стоял Миронов. Не выпуская из рук телефонной трубки, он повалился на бок, уткнулся лицом в траву. Ларионов подбежал к комбату, приподнял его. Миронова перенесли в воронку. Он лежал, запрокинув голову. Кровь шла из носа, сочилась и из обеих рук. Комиссар приказал немедленно его вынести на медицинский пункт батальона.
– Товарищ майор, - докладывал Ларионов командиру полка, - ваше приказание выполнено, высота взята.
– Ты мне только не загибай. Докладывай все, как есть. Это тебе не в газету подвиги расписывать. За выполнение приказа отвечаешь, за людей. Наврешь - не сносить тебе головы. Понял?…
– Я коммунист, товарищ майор, - перебил Ларионов.
Наверное, по резкому тону голоса комиссара Изнанкин почувствовал, что все же что-то случилось.
– А где Миронов? Чего он не докладывает?
– Тяжело ранен, его унесли.
– Жив?
– Не знаю… Был жив еще. Часто теряет сознание.
Все это будто остепенило запальчивого Изнанкина, и он уже хрипловатым и примирительным голосом добавил:
– Ты гляди в оба, Ларионов. Как бы немцы контратакой батальон не вышибли. Закрепляйся, и ни шагу назад. Я огнем тебе помогу.
Вскоре Изнанкину позвонил Канашов.
– Поздравляю с успехом, - сказал он.
– Высоту в срочном порядке закрепите. Поддержку артиллерией обеспечу.
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– отчеканил Изнанкин.
– Потери большие?
– Не очень.
– Отличившиеся есть? Представлять к наградам…
– Комбат тяжело ранен.
– Миронов? Ему капитана присвоили. Приказ вчера пришел. Я его навещу…
Канашов прибыл в медицинский батальон дивизии, когда туда привезли Миронова, который находился без сознания.
– Будет ли жить капитан?
– хмурясь, спросил комдив у Аленцовой.
– Надеюсь, - поторопилась успокоить она.
– Сейчас его срочно в армейский госпиталь отправляем.
Канашов подошел к Миронову, молча пожал безжизненную руку и вложил в карман гимнастерки выписку о присвоении воинского звания и письмо от Наташи.
Глава
Младший лейтенант Еж пошел на повышение: по рекомендации Миронова он был назначен командиром взвода разведки. «Способный, смышленый командир, а вы его на трофейном взводе держите? Туда надо пожилого хозяйственного человека, а не раззедчика по призванию, каким является Еж».
Но в первом же самостоятельном поиске Ежу не повезло: он был легко ранен мелкими осколками мины, а добытый разведчиками «язык» скончался после короткой схватки с богатырем Куралесииым.
Еж доложил о проведенном бое командиру полка и пошел в свою землянку. Там его ожидал Павленко.
– Товарищ младший лейтенант, конфуз у нас выйшов…
– Какой еще конфуз? Чего вы там натворили?
– Та ничого мы не творыли… У Куралесина пленный хотив убегти, а вин его пиймал и трошки обняв, а вин и вмер.
На виноватые и сочувственные взгляды разведчиков Еж отвечал:
– Говорил я этому Куралесину, чтоб поосторожней свою медвежью силу применял, так нет… Отвечай вот теперь за вас.
– Начальник штаба полка дуже лаявся…
– И поделом.
Еж долго не мог уснуть. Все ему мешало: и доносившиеся из соседней землянки голоса, и глухой удар лопат о землю, и отдаленные взрывы.
– Товарищ младший лейтенант, - донесся голос связного.
Еж встал обозленный.
– Ну, чего еще там?
– К комиссару Ларионову!
«Ну вот, я так и знал, - подумал Еж, - за Куралесина нагоняй будет, - и, хмуро подвинув на лоб пилотку, вышел из землянки.
Размышляя и досадуя на неудачи с «языком», Еж, несмотря ни на какие попытки убедить комиссара, что он не нуждается в медицинской помощи, по его приказу неохотно отправился в санроту полка. Но и тут его поджидали новые неприятности. Зная, что врачи по самым, с его точки зрения, пустякам предписывают легко раненным длительное лечение, Еж решил обратиться к дежурной медсестре. «Сделает перевязку, и вернусь побыстрее во взвод». На сердце у него было неспокойно. И неохотно уходил он, боясь, как бы в его отсутствие не отправили разведчиков на очередное задание. На фронте все бывает. Потребуется - и пошлют. А то, что нет его, Ежа, так назначат другого, если надо в интересах дела. Еж очень дорожил своей новой должностью командира разведвзвода, даже гордился ею в душе, хотя она ему пока не принесла ожидаемого удовлетворения. Очень уж хотелось доказать всем, на что он способен. А тут, как назло, повсюду подстерегали его сплошные неприятности.
Он приоткрыл дверь. Принимала дежурная сестра. Оценил обстановку. Белокурая, голубоглазая дивчина делала перевязку ноги раненому. «Подожду, - решил Еж.
– Пусть он выйдет… С глазу на глаз договориться легче». Он закурил, подвигал левым плечом, проверяя. Больно, но терпеть можно. «Сейчас перевяжусь и к обеду буду во взводе». Мысль его снова вернулась к Миронову. «Как он изменился за то время, как я его знаю. Пришел к нам во взвод до войны совсем мальчишкой. И до того застенчивый был - в глаза боялся бойцам глядеть, даже тому, кому выговаривал. Но справедливый человек, и все любили его за честность и скромность. Быстро растет мой командир. Уже комбатом стал и орден Красного Знамени заслужил… Интересно знать, что он обо мне сейчас думает? Может, все же навестить его в госпитале медсанбата, рассказать про Куралесина, как он дважды меня подвел?…» Вышел, прихрамывая, сержант из перевязочной. Еж быстро шмыгнул в двери.