Годы в огне
Шрифт:
Теперь он снова говорил о Челябинске, подкрепляя свою уверенность в победе, приводил примеры красного мужества, неслыханной силы духа.
Он рассказывал бойцам, что случилось на днях в этой красивой горной тайге. Местные толстосумы нашептали карателям, где скрываются в зарослях рабочие Катав-Ивановского металлургического завода Борщев и Рудин, верные Советской власти и Коммунистическому Интернационалу.
Целый взвод усмирителей кинулся по следам металлургов. Тогда товарищи Борщев и Рудин поспешили в знакомый охотничий зимник, то есть в небольшую избушку, построенную в довоенное время.
Колчаковцы окружили зимник, И двое беззаветных героев приняли неравный бой, пули дырявили бревна избушки и буквально
И что вы думаете? К большому позору карателей, этот бой длился восемь часов, офицер кричал на солдат, чтоб хватали чумазых в плен, но рядовые лежали за стволами сосен и елей и не желали подставлять лоб под пули.
Тогда поручик, злобясь и крича, сам пополз к зимнику и поджег его, требуя, чтоб смельчаки, в нем укрывшиеся, шли в плен.
Гашек сделал долгую паузу, и многотысячная масса красноармейцев на поляне замерла от волнения.
Писатель резко поднял руку, устанавливая тишину.
— Не бойтесь, что герои изменят! Рабочие Борщев и Рудин выбрали ужасную смерть в огне, и сквозь разбитое окно неслись слова «Да здравствует Ленин!».
Слушатели на поляне продолжали волноваться, и слышались гневные крики, что мы иногда жалеем врагов, но хватит церемониться с ними!
Гашек ответил, что мы не церемонимся, и в доказательство своих слов сказал, что сейчас прочтет заметку из «Красного стрелка»: пусть никто не думает, будто революция не умеет себя защитить. Прошли те времена, добавил Гашек, когда верили буржуям и отпускали их под честное слово.
Тут же достал из планшета номер «Красного стрелка» и громко прочитал сообщение из Киева, помеченное десятым июля. Газета сообщала: в ответ на зверства, учиненные Деникиным в Харькове, Чрезвычайный Революционный Трибунал постановил расстрелять девять заложников харьковской буржуазии. «Кровь рабочих нам дороже девяти белых лентяев», — заключал военный корреспондент.
— Расскажи еще нам о героизме наших русских товарищей!
— Добре. Вы помните, Колчак хотел остановить нас на реках Белой и Уфе, на перевалах через Урал, а теперь желает пустить нам кровь на узких перешейках между озерами.
Тут, неподалеку есть станица Кундравинская, и от нее Колчак построил свой укрепленный район вплоть до станицы Чебаркульской и деревни Верхние Караси включительно.
И он надеялся, Колчак, что здесь много прольется красной крови, и так оно бы, наверно, случилось, когда б не помощь нашего рабочего класса. Вот вам один лишь пример.
Два дня назад, шестнадцатого июля, граждане Миасского завода Степан Петрович Байлин и Николай Дмитриевич Торбеев возвращались домой с полевых работ (вы, конечно, знаете: здесь, на Урале, у пролетариев есть небольшие кусочки земли для картошки, капусты и прочего овоща).
Шли они, шли, но возле небольших высот, восточней завода, увидели три ряда колючей проволоки, окопы и батареи, которых тут раньше не было.
Белые отказались пропустить граждан Миасса через свои позиции, а велели идти кружным путем через деревню Сарафаново.
Что прикажете делать? И понукаемые колчаковцами, честные граждане товарищи Байлин и Торбеев отправились в вышеназванный населенный пункт. Но шагая возле позиций противника, они высмотрели у него всё, что можно, и, придя в Миасс, тотчас поспешили в штаб красной части. И посулили военным товарищам провести их без всякого труда в ближний тыл неприятеля.
226-й Петроградский полк, состоящий в основном из пролетариев питерского завода «Вулкан», сразу поверил миасским рабочим. Немедля командир полка Косич собрал отряд добровольцев, сорок четыре души, и товарищи Байлин и Торбеев повели красный десант за спину врага.
Семнадцатого июля, только-только забрезжил рассвет, красноармейцы молча, штыки наперевес, ударили в тыл и правый фланг белых позиций.
Удар оказался столь внезапный для неприятеля,
Итак, почти без всяких крайних усилий, красные захватили здесь девять орудий, два пулемета, весь обоз и двести пленных. Но самое главное — полк прорвал укрепполосу Колчака, как старую прогнившую сеть, и белые стали поспешно мчаться к Челябинску.
Я прошу вас крикнуть «Ура!» в честь славных товарищей Байлина и Торбеева [75] , — заключил Гашек.
Громовой возглас, в котором можно было различить и «Наздар!», и «Ваньсуй!», и даже «Вундэрбар!» [76] , пронесся над тайгой.
Видя, что писатель собирается уходить, к нему приблизился кто-то из русских краскомов, попросил:
— Продолжай, дорогой товарищ! Мы хотим тебя слушать.
Политотделец не стал упираться и кивнул головой.
75
Тремя неделями позже был обнародован приказ по войскам 5-й армии. Революционный Военный совет армии наградил Степана Петровича Байлина и Николая Дмитриевича Торбеева золотыми часами № 2019599 и 2019600 с надписью: «Честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии от Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета». Такую же награду получил командир петроградцев т. Косич.
76
Наздар!(чешск.), Ваньсуй(китайск.) — Ура! Вундэрбар!(нем.) — Прекрасно!
Краском повернулся к массе интернационалистов.
— Секретарь иностранной партии коммунистов и комиссар армейской типографии товарищ Гашек будет говорить!
Но прежде, чем писатель продолжил свою речь, кто-то крикнул из глубины поляны:
— Прочти нам «Доктрину» Генриха Гейне, либэр фройнд! [77] Она у тебя хорошо получается.
Гашек кивнул.
— Биттэ, гэноссэ! [78]
И стал читать стихи великого немца на его языке. Затем повторил их на русском в своем переводе:
77
Дорогой друг (нем.).
78
Пожалуйста, товарищ (нем.).
Пока над поляной неслись крики одобрения, Ярослав Романович достал из планшета несколько номеров «Красного стрелка».
И в уральской тайге, в звенящей тишине вечера, звучали и переливались красками пламенные слова:
Тень моих товарищей зовет меня в бой.
Мы были вместе в одной камере. Мы ловили вместе жадно каждый слух о победе наших далеких красных товарищей.
Пришли белые — увели.
Их не стало.
А я жив. Их тень зовет меня… Мои товарищи, которые еще томятся в белых тюрьмах, зовут меня.
Месть и свобода — зовут меня.
Я иду.
Я иду в битву с светлой верой.
Если убьют меня — моя тень будет звать новых борцов, как меня зовут тени моих товарищей».