Годы в огне
Шрифт:
Женщина еще раз подумала, что, даст бог, они не сунутся сюда, им надо бежать, своя шкура дороже, но такая мысль могла расслабить, и пришлось отбросить ее.
Не позволяя голове бездействовать и приходить в бессилие, Юлия Иосифовна попыталась подсчитать шансы на спасение. Она твердо знала, что Тухачевский уже у стен города, что он вот-вот прорвется сюда, и надо выдержать эти часы или сутки, сколько потребуется до его прихода.
На Александровскую площадь — полк за полком — входили красные войска, и сюда же валила толпа народа — глядеть на них. Одни горожане были распалены открытой радостью и торжеством, другие взирали на победителей равнодушно, испуганно или озадаченно. А были и такие, что хотели бы всеми силами скрыть озлобление.
В этом всеобщем приливе народа можно было заметить
Своей отдельной кучкой стояли немного растерянные Вера Львовна и Лев Львович Кривошеевы, Нил Евграфович Стадницкий, а близ них покачивал головой и крестился Филипп Егорович Кожемякин, кажется, довольный нынешним ходом событий.
Он иногда кланялся людям со звездами на фуражках, нежно глядел на свою, понятную, дружную армию, и губы его шептали одно и то же:
— Да святится имя твое…
И ему показалось вдруг, что он услышал голос Дионисия Емельяновича, полный радости и любви к этой красной справедливой массе. И голос тот повторял вслед за стариком все те же идущие из души слова:
— Нехай святиться имъя твое!
Рядом с Кожемякиным, в кипении человеческих масс, без труда узнавались партизаны, вышедшие из горной тайги; подпольщики; связные из отрядов Карабаша, Златоуста, Троицка, Сима, коммунисты окрестных станиц. В гуще людей стоял молчаливый и сосредоточенный Мокичев, лицо которого потемнело от испытаний последних дней [85] .
85
Михаил Васильевич Мокичеввоевал до конца гражданской войны и счастливо избежал смерти. Красная молодость бросала его под Перекоп и Каховку, в Сибирь и под Варшаву, в схватки против Махно и Унгерна.
В 1924 году разведчик вернулся в Кыштым, неся на теле следы семи боевых ран. Семнадцать лет трудился он на Механической фабрике рабочим-инструктором формовочного дела. В первые же дни Великой Отечественной войны М. В. Мокичев, освобожденный от призыва по состоянию здоровья, ушел добровольцем на фронт. Сержант пулеметного взвода в пехоте, он погиб славной смертью героя в августе 1942 года.
Но вот войска и толпа, окружившая их, замерли, и на деревянную, только что сколоченную трибуну поднялись краскомы и комиссары.
Первое слово дали человеку богатырского вида, будто скованному из магнитного уральского железа. Это был начальник 27-й стрелковой дивизии Александр Васильевич Павлов [86] , освободитель Златоуста и Челябинска.
Он медленно и внимательно оглядел сводные роты 242-го Волжского и 243-го Петроградского полков, и его бас загремел над площадью.
86
А. В. Павловвпоследствии, в 1919—1920 годах, командовал армией, в конце 1920 года — командующий войсками Тамбовской губернии. Затем — на различных командных должностях. Награжден орденом Красного Знамени. Ушел из жизни в 1937 году.
— Герои Челябинской битвы! Дерзкие смельчаки и люди труда!
Вы исполнили то, что клятвенно обещали Республике, когда я приводил вас к присяге. Вы сказали: «Смерть или победа!» Вы не погибли, но победили. Слава вам, наша гордость, слава вождям ваших полков!
Слава и покой павшим за Республику борцам, здоровье раненым! Скорей выздоравливайте, герои, и приходите снова в наши стальные ряды!
Слава пехоте, слава артиллерии, слава кавалерии дивизии и ее штабу!
Затем, поглаживая черную окладистую бороду, начдив поздравил горожан с избавлением от гнета и просил помочь войскам людьми, ибо красные потери, сами видели, немалые.
Потом выступал комиссар Грюнштейн, он тоже говорил о помощи, но еще добавлял, что дивизии поделятся с Челябинском продуктами и металлом, взятыми в Златоусте.
Город кричал «Ура!», клялся поддержать своих. И впрямь — тотчас
Затем войска ушли по своим делам, и обыватели растеклись по улицам и дворам, горячо обсуждая, какова будет новая жизнь при красной власти.
Как только площадь опустела, к церкви Александра Невского медленно подъехала извозчичья пролетка, и из нее вышел начальник особого отдела дивизии Андрей Барвинков.
Он помог выбраться из той же пролетки невысокой женщине в синем шерстяном платье. Она была очень бледна, ее синие глаза туманились от усталости, а две длинные черные косы вздрагивали в такт шагам.
— Пожалуйте в аэроплан, Юлия Иосифовна… — поддержал свою спутницу под руку Барвинков. — Летчик уже в кабине.
Они прошли к входу в церковь. Там, почти у самого крыльца, стоял двухместный «Гаккель-IX» — надежная российская машина, захваченная дивизией Чапаева в Уфе.
Молча и трудно женщина поднялась во вторую кабину и слабо махнула Барвинкову платком. Чекист весело улыбнулся в ответ, подбадривая ее и знаками показывая, что все будет хорошо.
В эту минуту, взбивая пыль, сюда подскакала группа всадников. Впереди, чуть клонясь в седле, торопился Степан Сергеевич Вострецов, за ним двигались Гришка Кувайцев и Одинец.
Комполка вырвал шашку из ножен и помахал ею в воздухе, салютуя женщине. Его движения повторили начальник разведки и порученец.
Соколова улыбнулась и еще раз помахала платком. Барвинков без промедления раскрутил пропеллер, и машина, сдувая со своего пути сор и бумажки, пошла в разбег. Вот она взмыла над пустынной, без единого дерева Александровской площадью, облетела церковь по кругу и, приветственно покачав крыльями, взяла курс на запад.
В самолете красная разведчица Юлия Соколова [87] снова потеряла сознание.
ГЛАВА 27
ПЫЛАЮЩИЙ ИЮЛЬ
Июль девятнадцатого года был несносно горяч. А может, это лишь так казалось оттого, что на фронте день и ночь били пушки, сжигая тыщи пудов взрывчатки, неумолчно молотили землю копыта коней, в прах перетирали ее кованые колеса обозов.
Тухачевский открыл окно в кабине на верхнем этаже штаба и досадливо поморщился: в проем плыл запах сухой пыли, привядших деревьев и дыма обывательских очагов, делавших свое извечное дело. Даже ночь не убавляла духоты, и Уфа, прилепившая свои дома к горе, казалась грудой углей, под пеплом которой малиново тлеет огонь.
87
Ю. И. Соколовублагополучно доставили в Уфу и затем в Москву. В столице ее поместили в правительственный госпиталь, где она лечилась в одной палате с сотрудницей Коминтерна.
Однажды палату навестил деятель партии и Коминтерна Иосиф Аронович Пятницкий. Вскоре отважная разведчица стала супругой знаменитого «Пятницы».
Пользуясь случаем, автор благодарит их сына — Владимира Иосифовича Соколова-Пятницкого — за многолетнюю помощь в работе над рукописью.
Командарм отпил из стакана глоток теплого чая и вздохнул: теперь бы кружку ледяной колодезной воды, от которой приятно деревенеют зубы.
Взгляд Тухачевского упал на серый листок бумаги, час назад доставленный из аппаратной. Это была телеграмма, посланная сегодня, двадцать седьмого июля, в двенадцать часов тридцать минут с передовых позиций.
Павлов и Грюнштейн сообщали:
«В результате двухдневного боя на линии Круглое — станица Долгодеревенская — Косаргинский — станция Косарги противник сосредоточенными крупными силами сбил правый фланг 35-й дивизии на стыке с левофланговыми частями 27-й дивизии в районе станции Косарги и создал угрозу глубокого обхода левого фланга 27-й дивизии и тыла соседей, 26-й дивизии. Правофланговые части 35-й дивизии отступили, не в состоянии задержать наступающего противника. Левофланговые части 27-й дивизии вынуждены были с боем отойти на линию станция Есаульская — Мидиак. Для восстановления утраченного положения снимаются полки с правого фланга дивизии, а потому вторично прошу дотянуть левый фланг 26-й дивизии до Туганкуль включительно, обратив внимание на серьезность создавшегося положения в связи с прорывом фронта».