Гоген в Полинезии
Шрифт:
пришел на пристань проводить своих друзей. Тем более что они оказали ему услугу:
судовой врач любезно согласился отвезти во Францию его последние восемь картин. Сюда
вошли и два из лучших полотен Гогена. Одно из них - одухотворенный, но и чувственный
портрет обнаженной Пау’уры, почти дубликат «Манао тупапау», написанного с
Теха’аманы. Он назвал эту вещь «Невермор», по строке из стихотворения Эдгара По
«Ворон» французский перевод которого Стефан Малларме
марте 1891 года. Впрочем, сам Гоген утверждает, что зловещая птица на заднем плане не
детище По, а сатанинский ворон французского поэта Лекон-та де Лиля.
На другой картине изображены две сидящие на корточках таитянки и ребенок. Стены
помещения расписаны вымышленными узорами, в открытую дверь видны вдали горы. Вот
намеренно туманное объяснение Гогена: «В этой картине все сон, мечта. Кто же грезит -
ребенок, всадник на тропе или сам художник? Некоторые считают, что это не
существенно. Но кто знает? Может быть, все-таки существенно». Учитывая мир и покой,
которым исполнена эта вещь, название «Ререиоа», данное ей Гогеном (в письме он
написал его правильно, на холсте - с ошибкой), не очень подходит, потому что таитяне
обозначают этим словом сон особого рода, а именно кошмар. По счастливой случайности,
обе картины, написанные в одно время, воссоединены, они висят вместе в Институте
Курто в Лондоне.
За четырнадцать лет, что Гоген настойчиво пытался прокормиться живописью, он
лишь дважды переживал пору относительного счастья, и всякий раз оно обрывалось
неожиданно. Так и теперь. Перелом наступил в апреле 1897 года и был вызван двумя
внезапными кончинами. О первой из них он узнал из короткого письма, в котором Метте
деловито сообщала, что их девятнадцатилетняя дочь Алина 19 января скоропостижно
скончалась от воспаления легких, после того как простудилась на балу. «Я до того привык
к постоянным несчастьям, что первое время ничего не чувствовал, - записал Гоген.
– Но
постепенно мой мозг ожил, и с каждым днем боль проникала все глубже, так что сейчас я
совершенно убит. Честное слово, можно подумать, что где-то в заоблачных сферах у меня
есть враг, который решил не давать мне ни минуты покоя». К сожалению, в самом деле
было похоже на это: в том же месяце Гоген узнал, что француз, у которого он снял участок,
умер, причем оставил столько долгов, что наследникам оставалось только продать все его
движимое и недвижимое имущество. А так как у Гогена не было письменного договора и
новому владельцу участок требовался для собственных нужд, пришлось немедленно
уезжать.
Вполне понятно,
случайностей и обзавестись своим участком. Столь же естественно, что он после многих
лет неустроенной жизни задумал построить себе большое и удобное жилье, которое, в
отличие от простой бамбуковой хижины, было бы настоящим домом. Тем более что он
собирался навсегда остаться в Пунаауиа. Труднее понять расточительность, с какой он
принялся осуществлять свои планы, уповая все на ту же сверхоптимистическую надежду,
что парижане вот-вот бросятся покупать его картины. Верно, незадолго перед этим он
получил от Шоде тысячу тридцать пять франков, а красивый прибрежный участок
площадью около гектара, который ему уступила вдова одного французского поселенца,
обошелся всего в семьсот франков173. Но вместо того чтобы дождаться новых переводов, Гоген решил, не откладывая, взять ссуду в Земледельческой кассе, единственном тогда
кредитном учреждении на Таити. Вообще-то задачей кассы было помогать
предприимчивым плантаторам, задумавшим расчистить землю и расширить свою
плантацию. Но ведь на новом участке Гогена было около сотни пальм, да он еще задумал
посадить ваниль. Так что с некоторой натяжкой (считал он) его можно назвать
плантатором и признать за ним право на ссуду. Из членов правления Земледельческой
кассы он лучше всех знал кондитера Состена Дролле, но тот, к сожалению, недавно умер.
Правда, в его доме Гоген встречал других членов правления. И шапочного знакомства
оказалось достаточно, чтобы ему любезно предоставили на год ссуду в тысячу франков из
десяти процентов годовых.
После чего Гоген ничтоже сумняшеся принялся строить такой большой и роскошный
дом, что займ оказался далеко не достаточным. Для полов и стен он заказал тес, который
был чрезвычайно дорог, ибо ввозился из Канады или США, так как на Таити не было ни
подходящего леса, ни лесопилен. Далее, размеры дома составляли 20 X 8 м. Строго
говоря, Гоген соорудил два дома: жилую постройку на метровых сваях с открытыми
верандами впереди и сзади и впритык к ней мастерскую с земляным полом и
раздвижными дверьми (илл. 48). Из обеих половин открывался великолепный вид на горы
внутри острова и на море с островом Моореа, лежащим в пятнадцати километрах от Таити
(илл. 36). Пришлось Гогену, чтобы завершить это грандиозное строительство, просить
кредит у своих поставщиков.
Сам он вырезал еще несколько деревянных панно, которые вместе со старыми