ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ
Шрифт:
Это так и называлось: спрос. Словно речь не о картинах, а о женских чулках или шляпках.
«Большой спрос на портреты тов. Кагановича, - писал Эберлингу представитель ГОЗНАКа, - удовлетворяется в настоящее время чрезвычайно плохой продукцией. Было бы очень желательно, как раз теперь, выпустить хороший портрет, какой мы вправе от Вас ожидать».
«Как раз теперь» - все равно, что «как это было». И тоже не без философской, чуть печальной, подкладки. Мол, теперь было бы в самый раз, а после еще неизвестно как сложится…
И
Вот такая у Эберлинга судьба. Запретили бы ему преподавание, он бы просто взвыл.
Казалось бы, вся его жизнь наружу, а вот и нет. Все время о чем-то умалчивает. Сначала Николая Второго сплавил подальше от посторонних глаз, а потом Троцкого и Рыкова.
Славная получилась компания. Если правда, что герои выходят из портретов, то какие, должно быть, перепалки случались на антресолях.
Это еще не самая главная из его тайн. Существовал секрет настолько серьезный, что прежде чем о нем вспомнить, он зашторивал окно.
И не то чтобы боялся. Просто хотелось отгородиться. Пусть не существует надписи на занавеске, но атмосфера возникала соответствующая.
Начинало казаться, что времени нет. Нет не только тридцать шестого или пятидесятого года, но и вообще ничего.
В чем эпоха проявляется больше? В крое одежды, величине подъема женской туфельки, форме шляпки или воротничка.
А если совсем без одежды? Еще шляпку можно оставить для пикантности, а все остальное ни к чему.
ГЛАВА ВТОРАЯ. АП!
Есть такая чудесная машина. Встанет на три лапы и смотрит своим единственным стеклянным глазом.
Да если бы только смотрела. Иногда и вмешается в движение времени.
Коня на скаку остановит. В том смысле, что запечатлеет его в стремительном беге и в полный рост.
После того как в 1899 году Эберлинг стал обладателем превосходного «Кодака», его судьба кардинально изменилась.
Прежде жизнь художника протекала, как песок между пальцами, а теперь оседала в коллекции контролек и негативов.
Раньше, к примеру, он шел прогуляться, а сейчас, если выйдет на улицу, то не просто так. Установит свой неколебимый треножник и ждет приближения добычи.
А вот и добыча. Прямо на него движется молодой человек в гимназической форме.
Черты лица уж очень аристократические. Немногие люди этой породы пережили войну и революцию.
Приноровится и щелкнет. Идет сейчас юноша на его снимке, как некогда шел ему навстречу.
И с двумя беседующими дамами художник
Что-то очень важное открылось ему благодаря этому искусству. Даже за мольбертом он не ощущал себя настолько раскованно.
Или так: его живопись была об одном, а фотографии о другом.
Работая над портретами и натюрмортами, Эберлинг не очень интересовался состояниями минуты, а тут сосредоточился на второстепенных подробностях.
Его занимали веяние ветерка, направление взгляда, колебание атмосферы. Чем случайней, тем вернее. Потому он надолго исчезал под пелериной, что ждал чего-то неожиданного.
«Каждое мгновение, - не без доли осуждения изрек знаменитый философ, - мне кажется устаревшим и неудовлетворительным».
Что, действительно, делать с непостоянством времени? Один миг уже готов превратиться в следующий, но Альфред Рудольфович умудрялся его удержать.
Как говорится, доверяй, но проверяй. Сколько бы он ни рассчитывал на волю случая, но и об обязанностях не забывал.
Поместит на переднем плане женщину в светлой кофточке, а в глубине кадра оставит господина в темном пальто.
Даже у маленькой девочки, играющей в Летнем саду, оказался двойник.
Вроде совсем не при чем этот юноша, а как без него! Скорее всего, дело в его гимназической форме, отлично контрастирующей с ее веселым платьицем.
На этих снимках удивительно много воздуха. При этом воздух не растворяет контрастов, но еще больше их подчеркивает.
Искусство фотографии есть искусство «черного» и «белого», но Эберлинг доводит этот принцип до логического конца.
Как говорил Станиславский? «Играя злого, ищи, где он добрый». Что в переводе на язык «механических оттисков» обозначает необходимость всякий раз находить противовес.
Возможно, он и себя имел в виду. В нем ведь тоже соединилось много разного. Порадуешься лучшим качествам мастера, а потом видишь, что они не исчерпывают его целиком.
И все же дело не только в гимназисте или барышне со скакалкой. Главное, что с помощью «Кодака» ему удалось разобраться со своими возлюбленными.
Что больше всего занимает Альфреда Рудольфовича? То же, что любого поклонника женского пола, включая самого Дон Жуана.
Его волнует проблема прошлой любви. Не будущей, - тут и так все ясно, - но именно прошлой.
К примеру, у вас начался новый роман, но и предыдущий не забыт окончательно.
Иногда хочется что-то возобновить в памяти. По контрасту с новым увлечением понять, что же тогда было главным.
Всякий раз получается, что главное не переводится на язык слов. Вспоминаются какие-то фрагменты, но что-то все равно ускользает.