Голливудский мустанг
Шрифт:
Финли не ответил ему. Тот подошел ближе, начал раскуривать трубку. При свете зажигалки он мог видеть молодое, сильное, задумчивое лицо Джока; голубые глаза режиссера сузились, стали жесткими.
— Что-нибудь не так? — снова спросил Джо.
Финли улыбнулся.
— Не так? Черт возьми, Джо, я сделаю вас знаменитостью.
Взволнованный, заинтересованный Джо сказал:
— Пора.
Художественный дар Джо Голденберга сделал знаменитыми нескольких молодых режиссеров.
Джок Финли начал ходить взад-вперед; он смотрел на горы, ночное небо, щедро усыпанное серебристыми звездами.
Оператор
— Это картина, — наконец произнес Джок. — О чем она? Человек на склоне лет понимает, что он должен передать что-то другим. И это «что-то» — мольба о личной свободе. Мир становится слишком сложным, огромным, запутанным для простых человеческих существ. Больше нет фронтира, Дикого Запада, который может завоевывать индивидуум. Мир — это сплошная технология, оборудование, аппаратура. Человек вынужден служить машинам, которые сам изобрел.
Джо не раз слышал в подобных обстоятельствах заумные рассуждения, до которых нет дела зрителям. Но если из этого спонтанного потока идей и чувств рождалось нечто такое, что можно донести до публики, то уже не имело значения, насколько туманно излагал свои мысли режиссер.
— Джо, каким образом мы дадим зрителям понять, почувствовать это, стать частью этого? Мне нужны не пассивные наблюдатели, а участники. Я хочу, чтобы они были с Карром! Были самим Карром! В самые критические мгновения фильма! Я хочу, чтобы картину не смотрели, а проживали!
Джо молча выдохнул дым. Каждый хороший режиссер когда-то произносил подобные слова. Джо понимал: все они так погружены в фильм, что хотят, чтобы весь мир разделил их чувства с такой же силой.
Но это хорошо. Если человек не охвачен неистовой верой в фильм, он не должен снимать его — так считал Джо. Сейчас снималось огромное количество фильмов — даже если они были посредственными и не приносили никому удовлетворения, то все равно расходы окупались благодаря телевидению. Поэтому приятно видеть человека с трепетным отношением к кино.
Джо был великолепным слушателем. Этот дар составлял часть его таланта. Выслушивая режиссеров, порой излагавших свои мысли недостаточно ясно и четко, он проникался их чувствами, помогал им созревать, участвовал в создании новых приемов, ракурсов, методов освещения, способствовал реализации режиссерских намерений.
Джо сказал в одном интервью: «Для режиссеров, особенно молодых, я — психоаналитик. Когда я слушаю их достаточно долго, из этого возникает нечто полезное».
— Я хочу, чтобы аудитория была захвачена, поглощена заключительной сценой, — сказал Джок. — Так же, как захватывает обыкновенного человека окружающий его мир. Мне нужна отчаянная ярость дикого зверя, борющегося за свою свободу. Мне нужны решимость, пот, мускулы, энергия Карра — человека, который должен сломить и обуздать животное. Хочу, чтобы все это раскрылось одновременно! И длилось долго! Я не желаю разбивать сцену на куски. Человек, животное, человек, животное, человек, животное. Дальний план, средний, крупный. Дальний план, средний, крупный. Не желаю прибегать в этой части фильма к традиционным приемам. Хочу передать зрительному залу такие ощущения, от которых публику прошибет пот. Она должна проникнуться
Джок замолчал. Когда он заговорил снова, его голос был более мягким, тихим, извиняющимся.
— Джо… я не уверен, понравится ли вам задуманный мною эффект… если нет, скажите сразу, и я приглашу на этот эпизод другого человека.
Наряду с извинениями в голосе Джока прозвучал вызов. Именно это и хотел режиссер.
— То, что пришло мне в голову, — новый, дерзкий, рискованный шаг. Может быть, молодой оператор с меньшим опытом сделает его, не преодолевая внутренние барьеры. Я хочу показать важный для меня эпизод на нескольких экранах одновременно.
— На нескольких экранах? Вам придется переоборудовать все кинотеатры ради одного эпизода в одном фильме.
— Нет. Мы сделаем все в лаборатории. С помощью оптики. Разделим обычный экран на шесть частей. Дадим несколько картинок на одном экране.
— Это интересно, — согласился Джо. — Конечно, тут все упрется в стоимость…
— Я отправлюсь на студию. Или, если понадобится, в Нью-Йорк, — почти зло сказал Джок. — Если я получу разрешение, вы сможете сделать это, Джо? Если вы скажете «нет», в этом не будет ничего зазорного. Речь идет о новой технике. Отличной от всего того, что вы делали прежде…
Джок уставился на бескрайний темный горизонт. Он напряженно ждал ответа Джо.
— Я способен на все, что можно сделать с помощью камеры, — тихо сказал Джо. — Если вы чувствуете, что это необходимо… и получите деньги, я согласен и хотел бы попробовать нечто подобное.
Глаза Джока ожили, почти заплясали. Чтобы получить дополнительные средства, он должен был иметь право сказать боссам: «Послушайте, Джо Голденберг хочет попробовать нечто подобное! Значит, идея отнюдь не сумасшедшая».
— Разумеется… — Джо начал осознавать, на что он обрекал себя.
Джок почувствовал, что его ликование может оказаться преждевременным.
— Да, Джо, что?
Финли сумел изобразить юношеский интерес к тому, что собирался сказать собеседник; на самом деле сейчас он готовился парировать любые возражения.
— Камеры, монтаж — все эти проблемы можно решить. Были бы деньги и время. Но… нужный метраж, мой мальчик. Вам потребуется много материала. Для монтажа необходимо располагать большим количеством отснятой пленки.
— Если вы хотите показать глаза человека, мускулы на его руках, напряженное, серьезное лицо, да еще так, чтобы все видели — речь идет о жизни и смерти, вам не обойтись несколькими кадрами. Вы должны снимать долго, только тогда вы добьетесь нужного эффекта, совместив все эти картинки на одном экране.
— Но при достаточном количестве материала вы смогли бы сделать то, что я от вас хочу?
— Я бы смог! — ответил Джо, давая понять, что это зависит не только от него одного.