Голодная бездна Нью-Арка
Шрифт:
Мигнувший было экран восстановил хрустальную свою синеву, а спустя мгновенье на нем появилась картинка.
Двор.
Старый дом с дощатою верандой. Размокшие клумбы, расползшаяся грязь дорожки. Ограда. Качели… и фигура на качелях.
Это же тот мальчишка! Запись, сделанная скорее по привычке, чем из острой на то надобности. Но теперь, глядя на эту запись, Мэйнфорд видел не пропавшего парня, а смазанное пятно.
…нарисованное карандашом.
…наспех нарисованное и полустертое.
— Понял, да? — с
…куски чужих воспоминаний мелькают в ускоренном темпе, чтобы замереть на одном эпизоде.
Грязная река.
Обрыв.
Дерево. И фигура тщедушного голого паренька. Точнее, он лишь мгновенье существует на экране, а затем расплывается…
Быть того не может.
— Я прогнал все кристаллы… ну, думал, что, может, это индивидуальное… иногда бывает, что чтецы непроизвольно портят запись…
Хорошее объяснение.
Логичное весьма. Но Мэйнфорд чувствовал — неправильное.
— Так вот… те, которые базовые идут, с ограбления на Байвел-стрит… и еще мы просили парочку тестовых записать… в общем, на них чисто. А с тех вещичек, ну, которые… — Вайс крутанул в пальцах кристалл и поморщился. — С берега… там на всех помехи присутствуют…
Быть того не может.
Что общего между стрельбой в баре и пропавшими детьми?
— Это еще не все… я вообще трижды проверил… ночь всю просидел, — Вайс не жаловался, рассказывал. — Вот… я… не знаю, почему это…
Последняя запись.
Та, из морга. Нет изображения. Всполохи. Пятна. Что-то они значат, и раскладку к отчету приложат, а заодно и пояснение от штатного психокинетика. И пояснение это будет туманно.
— Вот, — на последней секунде запись застыла. — Здесь. Смотри. Снова помехи и очень сильные… очень…
На экране это выглядело пламенем свечи.
Белый центр и золотая корона.
— Не засветка… это… оригинал, я бы сказал.
Вайс теперь откинулся на кресле, да что там откинулся — он почти сполз с этого кресла.
— Спектр тот же, но там… на прошлых… он слабый, смешанный… а тут — яркий… Я подчистил… сделал обратку… как негатив и позитив… это же элементарно. Сила воздействия обратна по вектору… расчет по Люму… восстановление… подумал, что получится.
— И как?
Вместо ответа Вайс щелкнул, в очередной раз меняя картинку.
Корона не исчезла, нет, скорее уж она обрела характерное многоцветье ауры. Здесь не было белого, как и золота, скорее уж превалировали агрессивные тона. И королевский пурпур светлел, обретая чистоту проклятого рубина. И в нем уже прорастали спирали багряных завихрений.
В ней была и плотность.
И глубина.
И своеобразная красота, которую ощущал и Вайс, уставившийся на экран завороженным взглядом. Но вот он вздрогнул,
— Я, конечно, подам запрос на базу, но…
…шансов, что в базе найдется схожий отпечаток ауры, ничтожны.
— А отчет я допишу, — жалобно произнес Вайс. — К вечеру. Ладно?
— Ладно.
Мэйнфорд потер виски.
И вот как быть дальше? Объединять необъединимое, руководствуясь заключением техников? Потребовать проверки? Ее в любом случае придется устраивать.
Притвориться, что никакой связи нет.
Или…
Королевский багрянец заливал экран.
…ты знаешь, что делать, Мэйни.
…но ты боишься.
…признай себе, что ты просто-напросто боишься.
Королевский багрянец грозил выплеснуться за рамки экрана. Еще немного, и силы его не выдержит хрусталь, треснет, а трещины закровоточат.
…ты болен, Мэйни.
…признай, что ты болен. Отступи. Сдайся.
— Нет, — сказал Мэйнфорд, отворачиваясь.
Болен он или нет, но найдет того ублюдка, который начал эту игру.
Глава 25
Этой встречи Тельма и боялась, и все же ждала, втайне надеясь, что ее дара хватит, чтобы получить ответ на все вопросы разом.
Но дар разбился об обаяние Гаррета, словно волна о каменные глыбы.
— Не знал, что в этом месте можно отыскать подобное сокровище, — он взял руку Тельмы осторожно, словно рука эта была из горного хрусталя вырезана. И к губам поднес.
И коснулся.
Тельма прислушалась к себе.
Ничего.
Пустота.
Ни звуков, ни запахов, ни обрывков образов, не считая странного желания сделать все ради этого вот мужчины, который стоял в шаге от нее, разглядывая Тельму с почти неподдельным восторгом.
Он был совершенен.
Тельма раньше и не представляла, что мужчина может быть столь совершенен.
Высок.
Гармонично сложен. И серый костюм, строгий костюм, подчеркивает эту гармонию линий. Он сам по себе, безотносительно Гаррета, произведение искусства. И логично, что два таких произведения созданы друг для друга.
— Как вас занесло в места столь мрачные, милая фэйри? — он не спешил отпустить руку, уже не удерживая, лишь придерживая за кончики пальцев.
— Работаю я тут, — Тельма моргнула.
Да что с ней такое творится? Она же… она же не дурочка, из тех, которые готовы вздыхать на прекрасную картинку! А Гаррет… лучше картинки, определенно, намного лучше.
И Тельма не отказала себе в извращенном удовольствии разглядеть его лицо.
Она помнила распрекрасно, но… все-таки десять лет прошло. И лицу этому стоило бы измениться, но нет, будто Гаррет хлебнул-таки водицы из источника вечной юности. Ни морщинок, ни предательских складок, за которыми бы угадывались будущие морщинки. Ни подвисающего подбородка, ни наметившихся брыл. Ничего.