Голодные Игры: больше, чем жизнь...
Шрифт:
– Ладно. Давай посмотрим, что тут у тебя, -Джереми приподнимается и касается своими ледяными пальцами моей шеи. Он аккуратно расстегивает этот «шарф» и снимает его. Я чувствую относительное облегчение. Доктор осторожно трогает поврежденные участки, при этом рассматривая каждый миллиметр:
– Сейчас я буду давить на некоторые места, а ты кивай, когда будет больно, договорились?
– я кивнула. Паскаль сел поудобнее и принялся нажимать. Сначала я вообще ничего не почувствовала. Только его холодные прикосновения. После каждого касания, Джереми поднимал свой взгляд и ждал от меня кивка. Если его не следовало, он продолжал. И вот, когда он дошел почти до самого подбородка и надавил, все тело парализовала адская боль, а из глаз брызнули слезы. Мне даже кивать не пришлось. Доктор
– Что я могу сказать. Перелома шеи у тебя нет, Китнисс. Но маленькие шейные позвонки и хрящики были надломаны. Похоже тот незнакомец хорошо знал, куда нужно давить, чтобы… Так, не будем об этом. В общем, сейчас в наших дальнейших планах долгий и продолжительный курс лечения. Для начала, тебе придется походить с воротником Шанца какое-то время. Как я предполагаю, глотать и говорить тебе очень трудно, значит кормить придется внутривенно. Ну, и полежать здесь тебе придется около недели — точно. Ну, не будем пока загадывать. Отдыхай, -Джереми Паскаль подмигнул и покинул палату.
Я почти не слышала, что говорил врач. Я отключилась от его монотонного бубнения сразу же после слов о Пите. Даже лечащий доктор не знает правды. Пит знал, куда нужно надавить, чтобы моя смерть была долгой и мучительной. Именно это не договорил Паскаль. И если не Тейт, меня бы уже положили в гроб с ужасными лиловыми синяками от пальцев Мелларка. При вспоминании о том, что именно Пит пытался меня удушить, сердце сжималось, а шея еще больше саднила. Мне становилось еще труднее дышать. Еще чуть-чуть и приступ истерики и паники накрыл меня с головой. Я непроизвольно начала задыхаться и сдергивать с себя этот воротник. Мне хотелось орать и бежать прочь из своего тела, подальше от этой адской боли внутри. Пожар распространялся с огромной скоростью, и аппараты просто заполонили всю палату. Тут же влетели медсестры, собранные и ничуть не испугавшиеся. Паника, страх и безысходность. Я не могла остановиться, продолжая биться в конвульсиях:
– Китнисс! Китнисс, смотри на меня! Вдох-выдох! Возьми меня за руку! Сожми изо всех сил! Успокойся! Смотри на меня!
– я старалась слушать этот спокойный голос. Схватившись за руку женщины в белом халате, я пыталась передать ей всю свою панику. Медсестра продолжала спокойно разговаривать, в то время, как другая что-то вколола мне в шею. Я вздрогнула, когда игла просочилась под кожу, а потом чувство облегчения заполняло мои вены. Мое тело становилось ватным и послушным. Я была еще в сознании, когда услышала из уст той самой медсестры, чью руку я сжимала:
– Вот так, девочка моя. Отдыхай, Китнисс. Я люблю тебя, дочка, -и голос мамы был последним, что я слышала в тот момент…
***
Дальше я была в каком-то странном состоянии. Я то просыпалась, когда Паскаль и мама рассматривали меня и кормили, то опять засыпала, когда снотворное снова оказывалось у меня в организме. Я вроде и спала, но каждый раз, когда открывала глаза, казалось, что меня мучила бессонница уже пятые сутки. Я потерялась во времени: не знаю, сколько уже лежу в этой палате, сколько времени, какой день, месяц… Я просто лежала на этой кушетке и смотрела в потолок, стараясь не думать о Пите. Хотя, иногда, даже в коматозном состоянии такие мысли приходили. Где он сейчас? Помнит ли, что он сделал? Чувствует ли свою вину или развлекается где-нибудь с очередными? Куда делась Татум после моего спасения? Заходила ли она ко мне, пока я была в отключке? Но каждая такая мысль пробуждала во мне панические атаки, так что через какое-то время, я решила, что думать о Мелларке не стоит. И так проходил день за днем. Я спала благодаря снотворным, Паскаль продолжал наблюдать за моей шеей, а мама за психическим состоянием. И вроде ничего не предвещало очередной беды, пока в мою палату не зашел психиатр.
Это была девушка с темно-русыми волосами, в возрасте. По ее морщинам на лице, я могла уже предположить, что я не первая сложная клиентка. Психиатр
И только через полторы недели моего простого безделья здесь, доктор Паскаль разрешил снять эту тяжесть, называемую воротником, с моей шеи. Голос потихоньку стал возвращаться, но долго говорить мне запрещали. Теперь мне рекомендовали ходить в столовую на первом этаже, да и просто разминать конечности, чтобы не появилось пролежней. Первое, что пришло мне в голову, как только медсестры покинули палату — это подойти к зеркалу. В самом дальнем углу палаты стояло большое зеркало в пол, и в нем отражалась изувеченная девушка. Мои волосы не расчесаны, грязны и спутаны. Под глазами огромные синяки от недосыпа, а вся шея похожа на огромную темно-синюю дыру. По всей ее окружности огромные две отметины от пальцев Мелларка. Когда я подошла ближе, я заметила четкие очертания его рук. Слезы непроизвольно, но тихо полились из глаз. Это уже не истерика, не паника, а простая боль, к которой я уже привыкла. Чтобы не ходить по больнице с такой шеей, я попросила маму достать мне ночную сорочку с высоким горлом, чтобы спрятать этот ужас.
Прошло еще около 4-х дней. Паскаль обещал посмотреть на мое состояние здоровья, и если все придет в абсолютную норму, то он выпишет меня из больницы. В моей голове встал еще один сложный вопрос: а куда я пойду? В свою старую квартиру возвращаться нет никакого желания, а жить с Питом под одной крышей — самоубийство. Притеснять маму и Паскаля я тоже не хочу. Они и так слишком много для меня сделали. Остается один вариант — искать новое местожительство, чем я и занималась в данный момент. Джереми одолжил мне свой рабочий компьютер, и я принялась за поиски. Но от такого важного дела меня отвлек стук в дверь палаты:
– Китнисс?
– я чуть не умерла на месте, когда услышала этот голос. Татум осторожно зашла в палату и скромно встала у двери, изучая меня взглядом. Сейчас я была одета в обычную сорочку и вся моя шея на показ. Девушка округлила глаза, когда увидела эти отметины. Сейчас они хотя бы немного посветлели:
– Тейт? Не ожидала тебя еще увидеть, -прохрипела я, так как голос еще не до конца восстановился. Блондинка маленькими шажочками подошла к моей койке и села на стул. Ее лицо осунулось, огромные мешки под глазами, и казалось, что она рыдала все эти две недели. Ее живот округлился. То есть, Татум не врала насчет беременности. Не знаю почему, но этот факт огорчил меня:
– Прости, что не приходила раньше. Как ты себя чувствуешь?
– в ее серых глазах не было и капельки настроения. Они потухли. Что случилось?
– Как видишь, иду на поправку. Доктор Паскаль сказал, что дня через 2-3 выпишет, поэтому я в срочном порядке ищу квартиру. А ты как?
– моя закадычная конкурентка слегка улыбнулась, и уже с более-менее приподнятым настроением произносит:
– Ты можешь пожить у меня. Я все равно сейчас одна. Да и знаешь, когда ты беременна, очень непросто жить одной, -от ее предложения похолодело в груди. Какова вероятность того, что к ней в гости не заглянет Пит?