Голос дороги
Шрифт:
Грэм слышал, как позади него Илис разливается соловьем, обращаясь к пустому месту. Она сетовала на то, что вчера не смогла познакомиться с Гатой, хотя очень хотелось. Монолог ее сочувствия, да и вообще никакого отклика, в спутниках не вызвал, но она ничуть не смутилась, и поток пустословия продолжал изливаться в никуда. Роджеру скоро надоело ее слушать, он обогнал ее и пристроился рядом с Грэмом.
— Ты вчера признался сестре, что видел, как умер твой отец, — негромко сказал он, чуть наклонившись в седле.
Грэм удивленно взглянул на него.
— Ну и?
— Это правда?
— Тебе-то
— Ты ведь был заодно с теми ребятами, которые его порешили? — не унимался Роджер. — Ты был в банде, и твой отец невовремя к вам сунулся?..
Грэм вспыхнул от злости.
— Роджи, уймись!
Но Роджер только ухмыльнулся.
— Видишь ли, я к тому, что, кажется, слышал эту историю. Краем уха. Может быть, конечно, это не имеет к тебе отношения, но я все-таки думаю, что имеет. Лет шесть назад в Медее судили молодчиков из банды, которая довольно долго изводила окрестных жителей. Судили, в том числе, и за убийство какого-то северного нобиля. В этом убийстве обвинили одного мальчишку из банды, который якобы выдавал себя за сына этого вельможи. Не знаю, чем все закончилось для того парня, но выбор невелик — или эшафот, или каторга.
Ничего себе, подумал Грэм мрачно. Оказывается, история эта разошлась так далеко, что даже Роджер ее знает. Правда, слышал "краем уха", как он выразился, но едва ли это так. Наверняка он знает многие подробности: профессия обязывает. Память у него должна быть отменная, так же как способность вычленять мало-мальски интересную информацию. Впрочем, шесть лет назад… Кто его знает, чем занимался шесть лет назад Роджер, тогда — восемнадцатилетний мальчишка?..
— Ну и? — процедил сквозь зубы Грэм.
— Это я хотел бы у тебя спросит: "Ну и?". Что ты скажешь по поводу этой истории?
— Скажу, что у тебя слишком длинный любопытный нос и слишком хороший слух.
— Мне положено. Так имеет эта история к тебе отношение?
— Даже если и имеет, что из этого? Расскажешь все моим сестрицам?
— Зачем? Лично мне плевать, даже если ты собственноручно прирезал своего папашу, а до этого десятками крошил в капусту купцов и путешественников, поджидая их в кустах у дороги. Впрочем, я не думаю, что ты на такие подвиги способен… Просто мне хотелось понять, прав ли я. Да и любопытно было, за какое такое убийство тебя отправили на каторгу — это тебя-то, чистюлю этакого… Не смотри на меня как василиск, со мной это не сработает. Уверяю, дальше меня это никуда не пойдет. Или ты думаешь, что я не умею язык за зубами?
Грэм ничего не ответил. Роджер был бестактной и бесстыдной скотиной, для него не существовало запретных тем, но треплом его назвать действительно было нельзя. А вот слышала ли их разговор Илис, или нет? Вот у нее-то язык за зубами не держится. Впрочем, тут уж ничего не сделаешь, разве только силой заткнуть ей рот… Грэм смирился с этой мыслью, перестал сверлить приятеля взглядом, отвернулся и махнул рукой.
И тут же вскинул голову: над черными, голыми кронами деревьев показались башенки дома нескольких поколений князей Соло.
— Ты что? — спросил Роджер, проследил взгляд Грэма и понимающе кивнул. — А, это и есть твой дом?
— Это
— Странный он. Какой-то… кривоватый.
— Жуть какая! — раздался за их спинами веселый вопль бессовестной Илис. Она тоже увидела башни и теперь таращила на них глаза с притворным ужасом. — Грэм, кто строил это чудо? Я надеюсь, его посадили на кол за такое издевательство?
— Умолкни, Илис! — рявкнул Роджер, и Грэм подумал, что у него уже выработался рефлекс — реагировать на каждое ехидное и зловредное замечание девушки таким вот рявканьем, независимо от того, расходится его мнение с ее или нет. Илис уже привыкла и почти не обращала внимания на его рыки. — Едешь себе сзади — и ехай… езжай дальше. И помалкивай.
— Это дискриминация! — завопила Илис, ничуть, впрочем, не расстроившись.
Грэм поморщился. Он предпочел бы, чтобы Илис появилась в доме его отца в более спокойном настроении. Но он понимал, что призывать ее к спокойствию бесполезно. И небезопасно.
— Роджер, — продолжала шуметь Илис, — по какому праву ты постоянно затыкаешь мне рот?..
— Ты все равно ничего умного не скажешь.
— Ха! Можно подумать, ты говоришь много умного! Но я же не твержу тебе каждую минуту «умолкни»! А все потому, что меня учили уважать мнение окружающих. Прояви и ты хоть немного уважения к моей персоне!
— Ша! — не выдержал Грэм в очередной раз. — Оба — рот на замок. Понятно? Говорить тут буду я. Если не согласны, можете уматывать прямо сейчас.
— Злыдень, — сказала Илис. Не могла она не оставить последнее слово за собой.
Роджер же только сверкнул глазами и кивнул.
Теперь, когда никто не пытался выяснить подробности смерти отца и не отпускал ехидных замечаний, Грэм попытался сосредоточиться. Они уже почти приехали, а он еще не успел обдумать, как вести себя и что говорить. И вообще, как предстать перед мачехой после столь длительного отсутствия. Была одна только надежда, что Гата подготовила домочадцев к появлению незваного гостя.
Грэм по привычке обогнул дом, чтобы заехать со стороны заднего двора. Никогда ему не нравился парадный вход.
— Воровские привычки, — усмехнулся Роджер. — Так и тянет в окно залезть?..
— В окно — нет, а вообще, там, во дворе — конюшни. Не жди, что нас будет встречать у дверей вышколенный слуга.
— А как же обычные гости? — не смогла удержаться от ехидного хихиканья Илис. Вероятно, она живо представила себе в этот момент, как несчастные гости мнутся у порога и не знают, куда девать лошадей. Отсутствием воображения она не страдала, и картинку, надо думать, представила самую печальную… или, скорее, наоборот, забавную.
— Не знаю, никогда не бывал здесь в качестве обычного гостя.
Двор пустовал. Слуг в доме было немного; конюх предпочитал проводить время в конюшнях, а не под открытым небом. Слух, впрочем, у него был хороший, и подъехавших всадников он слышал всегда, даже если кони тихо ступали по размякшей земле, как сейчас.
Из конюшен навстречу гостям показался Николас. С любопытством, без особого почтения, он рассматривал гостей, не узнавая Грэма.
— Что угодно, господа хорошие? — поинтересовался он.