Голос крови
Шрифт:
Если куда-то и садиться, то только на его кровать.
– Садитесь, ничего, – поощряет Груша, понимая Асины колебания. – Тут кто только уже не сидел!
«Например, его жена, – думает Ася. – Которая принесла любимому цветы. Только странно, что она их в воду не поставила. Может быть, она как раз пошла за водой? И сейчас войдет, и начнет меня благодарить…»
И ведь не сбежишь! Ее привезли зачем? Для дела. Значит, придется повиноваться.
И, стиснув зубы, она присаживается-таки на краешек кровати.
Груша смотрит на нее и молчит. Ася начинает злиться. Ну и когда же это выяснение обстоятельств начнется?
Она сначала упорно глядит
– Вам что, Бертольд Брехт нравится? – вдруг спрашивает Груша.
– Почему? – удивляется Ася.
– Ну, там идет спектакль «Кавказский меловой круг» Брехта. Знаете такую пьесу?
– Знаю, – с удивлением смотрит на него Ася.
Вообразить себе полицейского, который читает Бертольда Брехта, да еще в наше время, это… это вне возможностей ее воображения!
– Не пугайтесь, – усмехается Груша. – Я не читаю Бертольда Брехта.
Похоже, он вместо Брехта читает мысли на расстоянии.
– Моя мама – актриса, – продолжает Груша. – Отец – военный. Мы раньше часто переезжали, и уж не помню, в каком городе она играла в этой пьесе. Мне очень нравилось. Помню, когда все эти действия в меловом кругу происходили, я даже плакал. Ну, я совсем еще маленький был. Я в те годы вообще был такой жалостливый, такой… ну, как девчонка. Мама смеялась и говорила, что я сущая Груше. Мне это очень нравилось, и поэтому, хотя меня все называют Грушей из-за фамилии Грушин, и я уже даже привык, мама меня зовет Груше, а не Груша.
– А моя мама преподавала литературу, – поясняет Ася. – Она мне рассказывала про эту пьесу, но я ее не читала, к сожалению. Я вообще пьесы не очень люблю читать.
– А знаете что? Надо нам будет найти диск с этой постановкой, – горячо говорит Груша. – Это какой-то провинциальный театр, – он показывает на экран, – а надо найти запись театра имени Шота Руставели, ну, спектакля, который Роберт Стуруа ставил, это вообще, говорят, потрясающая штука. Найдем и посмотрим.
– А… – говорит Ася и умолкает.
«Найдем и посмотрим!»
Это в самом деле он так сказал или ей послышалось?!
Груша отводит глаза.
– Ну, вы понимаете, – бормочет он, – когда мы нашли ваш телефон, мы же сразу пробили номер и все про вас узнали. И потом… я должен был знать, кто тот человек, кто та женщина, которая нас с Бусыгой героически спасла. Ну и я все про вас знаю. Где вы работаете, где живете и… все такое прочее. Вам тридцать лет, вы были замужем, потом муж погиб, детей нет, родители в Линде живут, а вы работаете в «Вашем анализе» администратором, известны ответственным отношением к работе, скромностью, отзывчивостью и вообще характеризуетесь положительно! Я тоже характеризуюсь положительно. Я тоже не женат, мне тридцать два года, правда, я не вдовел, а развелся… женился рано, развелся через год, детей нет… я майор, но на этом не собираюсь останавливаться, вредные привычки – работа. Мы похожи.
– Но… – бормочет Ася, которая совершенно ничего не понимает.
– Меня никогда в жизни женщина не спасала, – очень серьезно говорит Груша. – Ни одна женщина никогда ради моего спасения не жертвовала своей одеждой. Это… – Он качает головой.
– Вы уж извините, что я вас этими тряпками перевязала, но больше ничего под рукой не было, – холодно говорит Ася.
– Да вы что, обиделись? – с тревогой
И он смотрит чуть исподлобья, с тревогой.
Но Ася все еще ничего не понимает. Или не хочет понять? Боится?
– Я бы вам их преподнес, – говорит Груша, – но вставать пока нельзя. Может, вы их сами возьмете? Дотянетесь?
Ася послушно тянется к цветам через него, но тотчас соображает, что проще встать и пойти за ними, и уже приподнимается было, но Груша хватает ее за руку.
– Сидите, – вздыхает он. – Ладно, потом возьмете, только сидите, пожалуйста.
Вдруг дверь открывается, просовывается голова Молотова. Вид у него испуганный.
– Товарищ полковник на подходе! – шепчет он и мигом исчезает.
Ася резко выдергивает руку из руки Груши и вскакивает.
Груша со стоном закрывает глаза.
Ася пугается. Он же ранен! А она так дернулась… Наверное, ему больно!
Вообще, логически рассуждая, если человек ранен в правый бок, то дергать его за левую руку можно практически безболезненно, однако Асе сейчас не до логики.
– Ой, простите, ой, я… – бормочет она в ужасе, наклоняясь над Грушей, и больше не успевает ничего сказать, потому что он с силой обхватывает ее здоровой рукой, прижимает к себе и целует. Губы его сначала попадают в ее щеку, но тут же Груша чуть поворачивается и целует ее в губы.
Ася упирается руками в кровать, но он держит ее так крепко, что локти ее невольно сгибаются, она опускается на колени, но не отрывается от его губ, а еще крепче прижимается к нему.
Зачем отрываться? Она же этого хотела. Не надо себе врать. На самом деле, сквозь все нервности и догадки сегодняшнего дня пробивалась мысль о том, что ей хочется целоваться… целоваться с ним. Она только думала, что это невозможно. Но это возможно!
– Может, хватит выражать свою благодарность, дашь мне выразить мою? – раздается вдруг насмешливый голос, и Ася пытается выпрямиться.
Груша неохотно отпускает ее, но она все так же стоит на коленях и не может подняться от потрясения.
На них смотрит не только могучего вида мужчина в форме и с тремя звездами на погонах. Из коридора заглядывает ухмыляющийся Молотов, и охранник, и даже тот, другой охранник, который сидел с угрюмым видом, как его, Арбузов, тоже таращится в дверь…
– Выражайте, товарищ полковник, – соглашается Груша. – Только не таким же способом.
– Ну, мне жить еще не надоело! – ухмыляется полковник, рывком поднимает Асю с пола, хватает ее руку и крепко жмет: – Вы всем нам, всем нашим силам оказали огромную услугу, Ася, потому что майор Грушин, конечно, кадр особой ценности! Хоть и непедагогично хвалить человека в его присутствии, но это правда. Кроме того, Груша мой лучший друг. Так что я вам благодарен и по гроб жизни обязан! Опять же о мертвых только нихил или бене, а он благодаря вам жив, значит, можно ему строгача вкатить за ту глупость, которую он вчера учинил. Полез один против Павлика, вот же нелепость!