Голос крови
Шрифт:
– Конечно, будем.
Ася выбирается из машины и оглядывается. Кажется, это двор какой-то больницы. За оградой виден недалекий изгиб Волги, которая серебрится под неярким октябрьским солнцем. Вроде это больница Речного пароходства? Или она теперь как-то иначе называется? Ася никакой не знаток медицинских учреждений, кроме лаборатории «Ваш анализ», конечно, и очень этому рада.
Молотов открывает перед ней неприметную дверь, утопленную в стене, и они долго-долго поднимаются по узкой неудобной лестнице, потом входят еще в одну неприметную дверь, и Ася видит надпись на стене: «4-й этаж». Ну надо же! А такое впечатление,
Они идут по коридору. Это самый обыкновенный больничный коридор с дверьми по обеим сторонам, на дверях номера палат; разница лишь в том, что около двух дверей стоят кресла, а в них сидят полицейские. Один угрюмо и даже неприязненно взирает на Молотова и Асю, но молчит, а второй поднимается и преграждает путь к двери с цифрой пятнадцать.
– Привез? – говорит он, пристально глядя на Асю и даже сузив глаза. – Она, что ли?
И вдруг усмехается.
– Видать, что так, – со странной интонацией говорит Молотов, и Ася, обернувшись, видит, что он безуспешно пытается скрыть улыбку.
– Ну, хорошо, что привез, а то Груша за то яблоко из Арбузова чуть фруктовый салат не сделал, – кивает охранник, с усмешкой поглядывая на угрюмого полицейского, который сидит в кресле около другой палаты, и открывает дверь.
Молотов сторонится, и Ася входит первая.
В палате стоит больничная кровать с какими-то странными приспособлениями, рядом каталка, капельница, монитор, приборы, в углу небольшой телевизор – звук у него выключен, на экране движутся темные фигуры, – а на кровати лежит молодой человек с перевязанным плечом. Его темные волосы прилипли к вискам, у него серые глаза и несколько острый нос.
При виде Аси он приподнимается, смотрит на нее – и вдруг жутко краснеет.
И она краснеет, может только смотреть в его серые глаза и молчать, и он тоже молчит…
– Товарищ майор, я в коридоре подожду, – громогласно сообщает в эту минуту Молотов, и раненый кивает.
И снова повисает молчание. Ася думает, как странно, что он такой молодой – а уже майор. В ее воображении это какое-то скучное звание, и носят его скучные интенданты. А он… не похож он что-то на интенданта! И скучным его не назовешь!
– Я хотел вас поблагодарить, – наконец выговаривает «товарищ майор». – Кажется, вы мне жизнь спасли.
Ася слегка качает головой:
– Да нет, это вы мне жизнь спасли.
У нее дрожит голос.
Как все-таки странно, что она видела его только несколько минут, да и то – в темноте, а сразу узнала. И голос у нее теперь дрожит не столько от волнения, хотя она ужасно волнуется, конечно, а еще от смеха. Нет, ну это же надо…
И вдруг невероятное облегчение, невероятное чувство свободы овладевает Асей. В жизни она такого не ощущала рядом с незнакомым человеком! Да впрочем, разве же он незнакомый? Это же Груша! И каких же глупостей она насчет него навыдумывала! А простая правда почему-то и в голову не пришла.
Ася больше не в силах сдерживать смех, и не сдерживает, и начинает хохотать, а он смотрит на нее сначала недоумевающе, а потом тоже начинает улыбаться и даже вроде бы хихикает, а потом говорит:
– Знаете, я в первую минуту подумал, что вы подружка Бусыгина.
Конечно, он и словом не обмолвится о том, что про себя называл ее мухой на шахматной доске! Какая женщина не обидится, если ее мухой назовут? А эту
Или все же решится?
– А я подумала, что вы бандюган, – с трудом выговаривает Ася. – Я сегодня ездила туда, на Крутой спуск, и мне соседи сказали, что за Бусыгиным охотились разные бандиты, ну, я подумала, что Павлик и вы – из противоборствующих группировок.
– Ну, вообще-то да, мы из противоборствующих, – усмехается Груша. – Только я ни разу не бандюган, скорей наоборот. Я вчера шел к Бусыге, чтобы вразумить его, прежде чем он глупостей наделает. Ну а его бывшие друганы решили этого не допустить, поэтому на арене появился Павлик. Он меня чуть не подстрелил еще до вашего появления – спасло только то, что я поскользнулся и упал. Ну а потом пришлось залезть за ящики и там сидеть. Павлик вообще-то промахов не дает… в смысле, не давал.
– А он… сбежал? – опасливо спрашивает Ася.
– Где там! Вчера, когда вы полицию вызвали, там такая свалка началась! Ну и конец Павлику. Неужели вы не слышали выстрелов?! Это ведь только у Павлика винтовка с глушителем была, а остальные палили почем зря!
– Слышала какой-то треск, – вспоминает Ася. – Но я даже не подумала… Я так испугалась, что сбежала.
Груша медленно качает головой:
– Я даже представить не мог, чтобы женщина… ради незнакомых людей… такое совершила! Причем вы считали меня бандюганом! А Бусыга и в самом деле бандюган! Нет, это вообще в голове не укладывается, такое количество доброты! Вы поистине сестра милосердия!
Почему-то это слово – сестра – ну вот буквально втыкается в Асино сердце. Как его сестру она себя совершенно не воспринимает. Она кто угодно, только не сестра ему! Рядом с ним она ощущает себя женщиной, она суть свою женскую чувствует так, как никогда раньше не чувствовала, а он… сестра…
И настроение моментально портится.
– Ну, я очень рада, что у вас все хорошо, – говорит она казенным голосом. – А как Бусыгин, выживет он? Ему нужно срочно переливание крови делать.
– Насколько мне известно, все уже сделано, – говорит Груша, поглядывая на Асю исподлобья. – Мне говорили, что в его кармане нашли распечатку результатов анализа, так что… все как надо. Правда, он все еще без сознания. А нам бы очень нужно было его послушать… Да вы присядьте, что же вы стоите?
Ася хочет сказать, что ей уже пора идти, но вспоминает, что ее вообще-то привезли сюда не благодарить, а какие-то обстоятельства выяснять. И поэтому обиду свою, и гордость, и слезы, и вообще все чувства надо спрятать подальше. Груша прежде всего «товарищ майор». А Ася Снегирева, хоть и спасла ему жизнь, участница довольно странного происшествия. Так что… надо слушаться!
Ася оглядывается в поисках стула или кресла, но в палате ничего такого нет. Есть вертящийся табурет, но он придвинут в кровати, на нем стоит большая плоская розовая коробка, поверх нее лежит букет невероятно алых роз. От них вся комната горит! Наверное, Груше жена принесла. Или любимая женщина. Товарищи по работе таких подарков не делают. Не снимать же все это, не на пол же класть!