Голос крови
Шрифт:
– Да я ж тебе говорил, Семеныч, я даже не думал, что Павлик вышел на охоту за Бусыгой! А потом уже пришлось по обстоятельствам действовать.
– Если бы не Ася, тебя бы эти обстоятельства могли в гроб загнать! – шумит полковник.
– Между прочим, – сердито говорит Ася, – Груша запросто мог бы за ящиками отсидеться, и ничего бы с ним не случилось, если бы он не ринулся нас с Бусыгой спасать.
Груша расплывается в улыбке, а Ася смотрит на его губы и не может отвести глаз.
– Это он, конечно, герой, – насмешливо говорит полковник. – Без вариантов! И все же, если бы не вы… Это чудо, что они с Бусыгой остались живы! Насколько я знал Павлика, он бы обязательно отправился их добивать.
– Ну, я свой сотовый где-то уронила, – поясняет Ася, – Грушин мобильник разбило пулей, у Бусыгина его вообще не оказалось, а оттуда, где убитый лежал, раздался звонок, и я поняла, что у него телефон есть. Я как-то туда доползла, ну и…
– Хоть кино про вас снимай, – бормочет полковник. – А Федотов тут каким боком замешан? Вы его знаете?
– Да я его сначала вообще не разглядела, – уклончиво говорит она. – Мы шли с Бусыгой, вдруг Груша крикнул, что Павлик здесь, а потом выбежал этот человек… и упал. Потом я поняла, что он мертвый, что его убили. Конечно, это ужасно, что я у него вытащила телефон, но… не было другого выхода. И я машинально его забрала с собой…
– А где он теперь, кстати? – перебивает полковник. – У вас?
– На работе остался, – бормочет Ася.
– Где именно?
– В ящике моего стола.
– Ладно, потом заберем. А пока рассказывайте дальше.
– Потом, когда я увидела, что с моего номера звонят, поняла, что мой телефон кто-то нашел, и мне еще на работе сказали, что по моему телефону какой-то Груша отвечает, я позвонила, а мне тут что-то про яблоки начали говорить…
– Да дежурил тут один новенький, – отмахнулся полковник. – Арбузов. Не врубился. Груша его чуть не убил, когда понял, что это вы звонили, а он вам нахамил. Пришлось срочно Молотова за вами гнать, чтобы все объяснить.
Груша виновато улыбается, глядя на Асю.
– Значит, Федотова вы не знаете? – повторяет полковник.
Ася взглядывает на улыбающегося Грушу и опускает голову.
Ну и что ответить?!
Тоска ее вдруг берет, такая тоска, что слезы вот-вот навернутся на глаза. Этот поцелуй, и его слова… и все, что вдруг вспыхнуло между ними… оно погаснет из-за ее вранья, потому что ничего нового и светлого со лжи начинать нельзя, и нет ничего тайного, что не стало бы явным, и, когда телефон Федотова попадет к ним в руки, они проверят все его контакты, выйдут и на «зайку 3», и на Любовь… свяжут все концы с концами… и выяснится все, что произошло, и подлог выяснится, и роль Натальи в этом, и что Ася про все знала, и для Аси все будет кончено, не начавшись!
Хотя, конечно, Наталья может убрать свой номер из телефона Федотова. И спохватиться, и очистить корзину компьютера от тех файлов, которые хотела уничтожить. И тогда распутать всю эту историю окажется очень трудно. Доказательствами останутся только скриншоты, сделанные Асей, только видео, снятое ею на тот же федотовский телефон. Но Наталья могла удалить и видео… И если Ася отмолчится, никто вообще ничего не узнает!
Но она понимает, что отмолчаться не сможет. У нее такое странное ощущение, что на кону вся жизнь стоит. Не та жизнь, которую она вела раньше, – жизнь унылой неудачницы Аси Снегиревой! – а то неясное, но манящее, манящее до дрожи, что вдруг, из какой-то невероятной щедрости, предложила ей судьба. Нельзя это упустить! Она расскажет!
Расскажет?..
Нет, нельзя! Ведь…
Дверь распахивается, влетает Молотов, глаза по пятаку:
– Товарищ полковник! Товарищ майор! Бусыга очнулся!
Те двое переглядываются, потом полковник вылетает за дверь.
– Молотов! Каталку! – командует Груша. – Быстрей! И медицину придержите где-нибудь
Сержант подскакивает к кровати, подхватывает Грушу вместе с одеялом и с размаху сажает на каталку. Тот стонет, но машет рукой вперед: поехали, мол! И Молотов стремительно вывозит его из палаты.
Ася какую-то минутку еще стоит, тяжело вздыхая и пытаясь удержаться от слез, потом потихоньку выглядывает в коридор.
Он пуст. Одна дверь распахнута, туда бегут врачи, слышны голоса…
Значит, медицину не удалось задержать где-нибудь подальше…
Но до Аси ни медицине, ни кому-то еще дела все равно больше нет!
Ася выскальзывает в коридор и опрометью несется мимо двери. Слетает по лестнице, выбегает во двор, потом за ворота, потом спешит вверх, вверх по Ильинской на Добролюбова, к трамвайной остановке, очень кстати идет «двойка», Ася прыгает в вагон и, задыхаясь, оборачивается.
И печально кивает сама себе: никого. Никто не преследует ее… Никому она не нужна…
А чего ты ждала? Что Груша ринется за тобой вдогонку? Полуодетый, раненый? Ага, ну прямо бежит и падает! Или хотя бы Молотова пошлет? Да они обо всем забыли сейчас, когда Бусыга очнулся… и об Асе в первую очередь.
Конечно, потом Груша с полковником вспомнят, что не успели толком допросить ее. И что она так ничего им и не рассказала. И за ней опять отправят Молотова. Но ничего больше не будет: ни роз, ни поцелуев, ни этого смеха вдвоем, ни серых глаз, которые с такой нежностью смотрели в ее глаза…
Это было только приемом допроса, а ты что подумала, глупышка Снегирева? Теперь, после ее бегства, все будет иначе.
«Дорогая Ночка! Уж не знаю, с каким настроением ты откроешь это письмо… но погоди, не вспыхивай, не злись, не рви его, а дочитай до конца. Ведь это письмо с того света. Если ты его читаешь, значит, меня уже нет в живых.
Проклятый канцер взялся пожирать меня с усердием, достойным лучшего применения… Скоро, как я понимаю, пожрет и совсем. Операцию мне сделали, говорят, что пойду на поправку, но чует мое сердце, что меня просто зашили, потому что… потому что медицина, черт ее возьми, бессильна слишком часто. И вот я решил подбить, так сказать, бабки. Смешное выражение, правда? Знаешь, Ночка, мне совсем не так весело, как может показаться по этому письму. Мне невыносимо хреново, а больше всего хреново – от одиночества. Ужасно хотелось бы увидеть сейчас тебя и сына… Зря, конечно, ты когда-то, когда мы разводились, запретила нам с ним видеться и даже от алиментов отказалась. Впрочем, я всегда уважал твою принципиальность, а потому не лез с излияниями отцовских чувств.
Какую бы горечь ты ни таила в душе все эти годы, надеюсь, ты, Ночка, простишь меня теперь, и не только потому, что живые всегда прощают мертвых. У меня есть кое-что… оно поможет мне загладить свою вину перед тобой. Это деньги, которых, как ты знаешь, никогда не бывает слишком много. Думаю, что ты богата благодаря двум своим мужьям, которые пришли мне на смену. Думаю, что мой сын тоже не бедствует. Насколько мне известно, у него уже есть ребенок. Так вот, этого моего внука я и назначаю моим наследником. Я хочу завещать деньги моим генам… помню, именно это выражение встретил я в одном чудесном детективе Дика Фрэнсиса, которого ты когда-то так любила. Я его тоже полюбил с годами. Мне кажется, именно когда я прочел эту фразу, у меня и зародилась идея – отдать мои очень немалые деньги моим генам… Пусть они будут счастливы! Только это должны быть НЕПРЕМЕННО мои гены, понимаешь? Потому что три миллиона евро – в недвижимости, акциях и наличности – хотят принадлежать только моей родной капельке.