Голос крови
Шрифт:
– Он не потерялся, – Эллар успокаивающе дотронулся до моего плеча. – Скорее, потерялись мы. Не беда. Постарайся сосредоточиться, а дорогу я как-нибудь найду.
Дорога и в самом деле отыскалась. Вернее, не дорога, узкая тропинка, однако вытоптанная так, что становилось ясно – ею достаточно часто пользовались. Она наверняка вела в близлежащий поселок, и, сойдясь на этой радостной мысли, мы – два всадника и заводная лошадь – бодро двинулись в неизвестность. В Карпашских горах царила поздняя весна с полагающимся разнотравьем, цветами-ручейками-пташками, дикими сливами в белых лепестках и истошными воплями дерущихся горных котов по
Тропинка отважно взобралась на некий безымянный перевал, я замечталась и отстала, предоставив Эллару возможность любоваться живописными окрестностями и ждать, пока я его догоню.
Впрочем, нет. Мой приятель отнюдь не созерцал далекие горные хребты в голубоватой дымке. Он пристально разглядывал нечто, лежащее впереди и слева от дороги. Когда я подъехала, нарочито громко покрикивая на лошадь, Рабириец не обернулся, и выражение лица у него было средним между возмущенным и донельзя озадаченным.
– Посмотри! – не выговорил, яростно прошипел он, указывая куда-то вниз. Я взглянула, заранее готовясь к худшему – либо шайка изготовившихся к нападению на двух мирных путников грабителей, либо ксальтоун, счастливо помахивающий обретенным Талисманом.
Утоптанная дорожка ныряла в крохотную долину, зажатую между угрюмого вида скалистых отрогов. Я сначала не поняла, что именно вижу, сочтя загадочную колышущуюся поверхность, занимавшую дно долины, маленьким озером. Потом пригляделась и сообразила – это растения. Какие-то цветы необычно темного, почти черного оттенка. Надо же, сколько их…
– Цветы, – недоуменно заявила я. – Тюльпаны, что ли? Разве бывают черные тюльпаны?
– Это маки, – ледяным голосом известил меня Эллар.
– Хорошо, пусть маки, тебе виднее, – послушно согласилась я. – Изумительное зрелище, не спорю. Можно ехать дальше или ты хочешь устроить привал?
– Я хочу кого-нибудь убить, – отчеканил всегда такой миролюбивый и стремящийся к разрешению трудностей разумным путем месьор волшебник из Рабиров. Словно позабыв о моем существовании, он направил коня в заросшую необычными цветами лощину. Я осталась на дороге, искренне недоумевая и теряясь в догадках, чем Эллару досадили совершенно невинные порождения игры природы? Рабириец, конечно, человек со странностями, только при чем здесь маки?
Мой непостижимый приятель спустился вниз, спрыгнул с седла и зашагал вдоль кромки поля, иногда останавливаясь и – к моему вящему изумлению – явно пытаясь вступить в беседу с растениями, качающимися под ветром. Учиться мне и учиться, дабы проникнуться всеми тайнами магического ремесла. Может, любой мало-мальски соображающий колдун при виде долины черных маков обязан впасть в экстаз? Или совершить жертвоприношение? Или грохнуться на колени, посыпая голову дорожной пылью?
– И походил он на безумных пророков, что непризнанными бродят меж людьми, – отчетливо произнес позади меня скорбный, трагически подвывающий голос. – Ведь чуяло сердце: когда-нибудь бедолага Хасти наткнется на сей маленький цветник и проистекут из того горести премногие…
Я оглянулась. Не торопясь, как учили отец, Вестри и собственный опыт. Одновременно на всякий случай припомнила недавно освоенное заклятие, позволяющее отвести глаза.
Шагах в двух от меня стоял и
Глянув вверх по склону, я увидела сопровождение незнакомца: двух мрачных, в изобилии обвешанных оружием всадников, по любым канонам смахивавших на дорожных грабителей. Эта парочка мне чрезвычайно не приглянулась, однако близкой опасности я тоже не ощутила. Пожилой незнакомец знал Эллара. Знал под именем Хасти, что непреложно означало: их знакомство уходит корнями в давние времена и к славному городу Шадизару. Рабириец упоминал, будто начинал свою карьеру волшебника именно в этом развеселом городишке. Хотелось бы знать, как подобное могло случиться? Утонченный романтик, маг, книжник, певец и воин Эллар – и насквозь прогнивший, продажный город, более известный как Столица Воров!
Кажется, мы по случайности забрели туда, куда посторонним людям соваться не стоило. Потаенная плантация, вроде тех, на которых в Стигии и Кхитае выращивают дурманный лотос. До чего только не доходит людская изобретательность! Раньше мне не приходилось слышать о маковых полях.
Как бы нас не попытались прирезать, сочтя нежелательными свидетелями…
Должно быть, мне не удалось надежно скрыть свои опасения. Незнакомец укоризненно глянул на меня, возмущенно нахмурившись:
– Барышня, мы ведь не звери! Как можно такое подумать! Чтобы у меня поднялась рука на моего давнего друга Хасти и его… – незнакомец осмотрел меня внимательнее, и согласно кивнул: – Да, и его во всех отношениях очаровательную спутницу? Кстати, Хасти идет сюда с намерением учинить скандал. Прошу прощения за откровенность, барышня, вы обладаете на него каким-нибудь влиянием? Проще говоря, способны заговорить милейшему Хасти зубы на несколько мгновений, прежде чем он начнет рубить налево и направо?
– Я постараюсь, – обещала я. – Если мне объяснят, в чем суть ваших разногласий. Между прочим, с кем имею честь?..
– Дело в том, что у одного нашего общего знакомого чересчур возвышенная натура, – бойкий владелец маковой делянки укрылся за моей лошадью, однако не спешил взывать к горевшим желанием вмешаться в грядущую свару охранникам. – Что до меня, то перед вами потомственный замориец, почетный житель Шадизара, член городского Совета, глава Торговой гильдии, помощник протектора и прочая, и прочая… Ши Шелам, маленькая госпожа. Зовите меня просто Ши. Полагаю, мы подружимся. Ты дорогуше Хасти кем приходишься, ежели не секрет?
– Долиана Эрде, – назвалась я. По-моему, почтенный месьор Ши Шелам (где-то я уже слышала похожее имя…) с удовольствием валял дурака, прикидываясь до смерти испуганным, нежели вправду опасался возмездия за неведомые преступления со стороны Рабирийца. – Из Немедии. Я ученица Эллара. Ну… и его подруга.
– Иштар Всеблагая! – месьор Ши проникновенно воздел глаза к небу. – Наконец-то! Дожили! Знаешь, госпожа Долиана… Хотя скорее всего не знаешь… В общем, мы уже побаивались, что Хасти по дурости своей решил окончательно отказаться от женского общества.