Голос крови

Бек Зоэ

– Она была миловидней, чем я. Могла бы найти и других мужчин, но ей нужны были те, которые проявляли интерес ко мне. До сих пор не могу понять почему. А потом она ушла от Роджера, поскольку не могла от него родить. После замужества мужчины перестали быть такой горячей темой, она успокоилась, и осталась одна тема – дети. Я никогда не мечтала о детях. Меня бы не волновало, может Роджер или не может иметь детей. Но ей во что бы то ни стало надо было заполучить Роджера и так вскружить ему голову, что он уже

и помыслить не мог ни о какой другой женщине.

Патрисия снова улыбнулась, на этот раз грустно, но Фионе не показалось, что она разбередила ей старую рану.

– Роджер мне этого никогда не рассказывал.

– Это меня не удивляет. Меня больше удивляет то, что он вообще обо мне упомянул. Виктория постоянно предпочитала о чем-то умалчивать, а Роджер вскоре попал к ней в рабскую зависимость…

– «Рабская», наверное, самое подходящее выражение, – заметила Фиона. – Но что ты знаешь про годы, которые Виктория и Роджер прожили врозь?

Патрисия бросила на Фиону долгий взгляд:

– О твоем настоящем отце я ничего не могу тебе сказать, могу только о матери.

– Я знаю, кто моя мать. Я знала ее тринадцать лет, – осторожно произнесла Фиона, удивленная тем, как упорно Патрисия сворачивает на эту тему.

– Ты пыталась покончить с собой? – вместо ответа спросила Патрисия.

Фиона натянула пониже рукава своей вязаной кофты:

– Это почему же?

– У того, кто все время дергает рукава, чтобы прикрыть запястья, как правило, есть для этого причина.

Фиона помотала головой:

– Нет, я этого не делала.

– А я бы не удивилась. Депрессия часто встречалась в нашем роду, – сказала Патрисия так спокойно, словно речь шла о банальном факте ее медицинской практики. – У твоей матери она была наследственной.

Фиона проглотила комок:

– Об этом я ничего не знала.

– Разумеется, не знала. В этом весь Роджер. Всегда притворялся слепым, когда не хотел что-то видеть. В те дни, в отличие от нынешнего времени, эта болезнь ставила на человеке клеймо. Сейчас принимать антидепрессанты стало чуть ли не признаком хорошего тона. Я выписываю их вдвое, если не втрое, больше, чем двадцать лет назад. Не потому, что сейчас стало больше людей, страдающих депрессией, а потому, что такие люди теперь чаще откровенно признаются в своем недуге и обращаются за помощью.

Вздохнув, она продолжала:

– У меня не было больше контактов с сестрой, но я поддерживала контакт с Роджером. А вернее, он со мной. Это был его маленький секрет, который он скрывал от обожаемой Виктории. Когда с ней у него дело заходило в тупик, он обращался ко мне за советом. Но когда я ему говорила: «Пойди с ней к специалисту, она унаследовала предрасположенность к депрессии от нашей матери», он заявлял, что во мне говорит ревность. Тягостные были разговоры.

– А

ты ревновала?

Патрисия рассмеялась:

– Перестала, когда разглядела, какой Роджер зануда.

Фиона вздернула брови.

– Но зато он всегда был хорошим отцом, верно?

Фиона кивнула:

– Только вот врал мне, когда заходила речь о нашем родстве. А теперь я вдруг узнаю всякие вещи о своей матери.

– Однако ты еще не все знаешь. Останови меня, когда почувствуешь, что с тебя хватит. И скажи все-таки, пыталась ли ты покончить с собой.

Фиона отрицательно покачала головой и поддернула рукава, чтобы показать Патрисии свои забинтованные запястья:

– В прошедшие выходные я проснулась в ванне, красной от крови. Я успела вовремя набрать службу спасения. Но я не помню, чтобы резала себе вены. И не верю, что сделала это сама. – Она прямо посмотрела в глаза Патрисии. – Я знаю, что я этого не делала. У меня нет причин для самоубийства.

Взгляд Патрисии помягчел, она взяла Фиону за руку:

– Даже не знаю, с чего начать. И не знаю, насколько у тебя хватит сил.

– Но должна же я когда-то узнать о себе правду! Как ты считаешь?

Патрисия пожала ей руку:

– Я твоя тетка, но я еще и психиатр. Мне нужна твердая уверенность, что ты… не наделаешь глупостей.

– Я не…

– Ты лечишься у психотерапевта?

У Фионы мелькнуло желание солгать. Но что это ей даст? Либо она здесь и сейчас выберет правду, либо закроет на нее глаза, взяв пример с Роджера, и будет всю жизнь себя обманывать, прикрываясь ложью.

– В данный момент – нет.

– Но лечилась?

– Одно время – да, – неохотно созналась Фиона.

– Ты скажешь мне почему?

– Долгая история. Не сейчас.

– Ладно. Напоминаю тебе еще раз: все в твоих руках. Ты сама решаешь, когда и сколько ты хочешь узнать. Когда надо, скажи мне «довольно». Я бы посоветовала тебе не пытаться справиться с этим самостоятельно.

Фиона медленно кивнула.

– То есть ты хочешь, чтобы после нашей беседы я снова пошла к психотерапевту, – ответила она, усмехнувшись.

– Да.

Фиона заколебалась:

– Но может быть, я и сама с этим справлюсь. Или поговорю обо всем с Роджером.

Патрисия покачала головой:

– Это не поможет.

– А если я пойду к тебе? С тобой я могла бы…

– Забудь об этом! С родственниками не проводят сеансов психотерапии.

– Насчет психотерапии я не могу тебе обещать, – сказала Фиона, стараясь произнести это как можно тверже, но ее выдал дрогнувший голос.

– То, что ты сейчас узнаешь о себе, любому на твоем месте трудно было бы пережить без посторонней помощи. Пожалуйста, обещай мне, что прямо со следующей недели ты пойдешь к кому-нибудь, кто может тебе помочь.