Голос Вессема. Радиомолчание
Шрифт:
Мне стало не по себе.
– Еще как, – ответила я.
– Это устройство определит, что случилось с твоим мозгом, когда ты вдохнула яд. После этого, если все так, как я думаю, тебе нужно будет пройти еще один небольшой тест, и уже потом ты подпишешь контракт. А пока идет сканирование, мы с тобой побеседуем, ты не против?
А даже если и против?
– Нет, конечно.
– Вот и замечательно. Я задам тебе несколько вопросов. Постарайся отвечать честно.
– А разве вы не должны проверить меня на
– В этом нет необходимости, – ответила женщина с улыбкой, которая явно звучала в ее голосе. – К тому же его слишком легко обмануть.
Нет необходимости?
Мысли потекли со страшной скоростью.
Вряд ли они тут мне доверяют. Если она не хочет проверять меня на детекторе лжи, значит, у нее есть другой способ определить, что я говорю правду. Скорее всего, с помощью этого самого сканера – может, он заодно показывает, когда мой мозг пытается выдумать ложь.
А если она спросит, не собираюсь ли я сбежать, прихватив своего брата?!
Значит, надо говорить правду, но так, чтобы не сказать ее по-настоящему.
Нико легко бы выкрутился, подумала я с тоской.
– Волнуешься? – спросила женщина.
– Ну да, – сказала я. – Мне тут, в этом сканере, немного не по себе.
Еще как не по себе. Он же мне прямо в душу смотрит.
– У тебя есть какие-либо импланты или чипы?
– Вы же и так видите, – пожала я плечами. – Эта штуковина с контрацептивами – с полруки размером.
– У тебя имплант с контрацептивами?
– А что, у вас тут это самое запрещено? – изобразила я удивление.
Да плевать мне, даже если они все дают обет безбрачия. Лишь бы с темы соскочить.
– Нет, конечно, – рассмеялась женщина. – Хотя неуставные отношения на между членами одного отделения не поощряются, запомни это как следует. Я просто удивлена, что ты так ответственно относишься к своему здоровью, в Чарне-Технической это редкость. Итак, ты намерена подписать контракт, так?
– Да.
Ну вот, началось.
– Что именно тебя привлекает в службе?
Я задумалась. Что именно привлекает меня в постоянной работе с социальными гарантиями? Если бы я действительно пыталась подписать контракт? Служба в армии была хорошей альтернативой чему угодно, у нас это все понимали, даже Аксель. Правда, обычно первая встреча с полицией случалась еще до восемнадцати, а после этого вопрос с армией можно было считать закрытым навеки.
– Выбраться из Гетто, – ответила я честно. – У нас там ни работы, ни хрена. Мне когда этот док сказал, что я могу к вам попасть, я знаете как обрадовалась?
Чистая правда. Если не уточнять, чему именно я была так рада.
– А тебя не пугают предстоящие операции?
– Пугают, – я решила ответить честно. – Но это лучше, чем сторчаться на флойте, разве нет?
Что угодно лучше, чем умереть так, как Нико, тут мне
Хлопнула дверь, послышались шаги – в кабинет вошел кто-то еще.
– Ты принимаешь наркотики?
– Нет. Пробовала, конечно, но постоянно – неа.
– Это правда? – услышала я чей-то шепот.
– Да, пока все в порядке, – прошептали в ответ.
Я немного расслабилась – мой способ вранья-без-вранья работал.
– Ты нарушала закон?
А кто не нарушал? Кару говорил, есть такие специальные вопросы, которые задают только для того, чтобы проверить, врешь ли ты в принципе. И на них надо отвечать честно.
– Да.
– Ты сидела в тюрьме?
Я вздохнула. Ну вот и все. Сейчас меня поблагодарят, напомнят, чтобы держала рот закрытым, если не хочу обратно в тюрьму, и отправят домой. И придется мне штурмовать эту базу через тоннель.
– Вы же и так знаете, да? Сидела.
– За что?
Хороший вопрос.
– За нападение на гражданина Чарна-Сити.
В конце концов, посадили меня за это.
– Что именно ты сделала?
– Избила его, – я вспомнила звук, с которым мой ботинок врезался в лицо Марко, и испытала мгновенное удовольствие, – и наставила пистолет. В этот момент меня и арестовали.
Второй, неизвестный мне наблюдатель снова сказал что-то шепотом – я разобрала только слова «агрессия», «лимбическая система», «дофамин», «не так уж плохо».
– Есть ли вещи, о которых ты бы не хотела никому не рассказывать? Какие-то мысли, которыми ты предпочитаешь не делиться?
Я едва не подавилась воздухом. И что мне отвечать? Почему она вообще спрашивает – думает, я маньячка, или что? Надо ответить нет, но что, если она увидит на своем экране, что я вру? А если я отвечу да, и она спросит, о чем именно я думаю?! Впрочем, выбора у меня, кажется, нет.
– Да, бывают.
Повисла пауза, но к этой теме женщина почему-то больше не вернулась.
– Давай теперь поговорим о том, что случилось в том заброшенном городе. Расскажи, с кем ты туда ходила.
– С братом, – ответила я и вцепилась ногтями в ладони, оставляя царапины. Тоска по Коди сейчас, когда он был совсем рядом, чувствовалась острее, чем когда-либо.
– Он тоже вдохнули нейротоксин?
– А? – переспросила я.
Мне требовалось время, чтобы что-то придумать, и я решила изобразить дуру.
– Нейротоксин. Газ, после которого тебе стало страшно.
– А, это… Коди точно вдохнул. То есть, я после этого его не видела… – Я закусила губу. Не знаю, что она сейчас видела на своем мониторе, но я вдруг вспомнила боль, которую непрерывно чувствовала в тюрьме, и как спрашивала Нико, знает ли он легкий способ покончить с собой, и словно пережила все это заново. Я сделала несколько глубоких вдохов. – Извините. Я по нему очень скучаю.