Голоса потерянных друзей
Шрифт:
А я просто Ханни. Ханни Госсетт, которая по-прежнему носит имя, данное ей тем, кто ею владел. Я ведь даже не выбрала себе нового имени, чтобы не злить хозяйку. Я просто Ханни, которая живет в домике издольщиков и обрабатывает жалкий клочок земли, чтобы себя прокормить. Я мул. Бык. Полевой зверь. И даже не пытаюсь это исправить. Читать не умею — разве что несколько слов. Писать — тоже. Проделала такой путь, чтобы попасть в Техас и найти тут белого человека — совсем как в прежние времена.
Как была никем, так никем и осталась.
И что обо мне думает Элам Солтер…
Я стискиваю складки ситцевого
— Вы очень смелая, мисс Госсетт, — Элам косится на мисси. Она сидит на скамейке, мычит себе под нос, обрывая с поникших цветов лепестки — один за другим, — и глядит, как они падают на сухую, истрескавшуюся землю. — Если бы не вы, они бы погибли.
— Может, не моего это ума дело и не стоило так беспокоиться. Может, не надо было всего этого допускать.
— Не такой вы человек. — От его слов по коже, точно подтаявшее масло, разливается тепло. Неужели он и впрямь так обо мне думает? Я пытаюсь всмотреться в его лицо, но он повернулся к мисси. — Что посеет человек, то и пожнет, — глубоким голосом говорит Элам. — Вы в церковь ходите, мисс Госсетт?
«Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает» — эти строки я хорошо знаю. Хозяйка часто их повторяла, чтобы показать, что если она нас наказывает, так это мы виноваты, а не она. Дескать, это Бог хочет, чтобы нас выпороли.
— Да, мистер Солтер, хожу. Но вы можете звать меня Ханни, если угодно. Кажется, мы с вами успели порядком сблизиться. — Мне вспоминается, как он схватил меня и кинул за борт. Наверное, тогда-то он и понял, что я не мальчишка.
Уголки его губ едва заметно вздрагивают — может, и ему вспомнилась та минута. Но он не сводит глаз с мисси.
— Отведу ее внутрь, пожалуй, — говорю я. — Как считает доктор, ее папа может умереть в любую минуту.
Элам кивает, но остается на месте.
— А куда вы отправитесь, когда все закончится? Уже решили? — он снова поглаживает усы и подбородок.
— Еще не знаю, — и это чистая правда. Единственное, в чем я сейчас уверена, так это в том, что не знаю, куда податься. — Но у меня есть кое-какие дела в Остине.
Я достаю бабушкины бусы из-под воротника и рассказываю Эламу про нас с Джуно-Джейн и про Книгу пропавших друзей. Заканчиваю я историей ирландца о белой девочке.
— Уж не знаю, есть ли тут хоть капелька правды. Девочка могла найти эти бусы, а может, ирландец-конокрад вообще все выдумал. Но я не могу уехать, не сделав попытки это проверить. Надо сперва во всем разобраться, а уже потом покидать Техас. А раньше я подумывала остаться тут и продолжить путешествие с книгой по окрестностям, чтобы искать моих близких, рассказывать людям о пропавших друзьях, записывать новые имена, расспрашивать встречных о родне — своей и чужой, — о том, что книгу ведет Джуно-Джейн, я решаю умолчать. Не рассказываю и о том, что могу прочесть в ней всего несколько слов. Элам — уважаемый человек. Достойный и гордый. Хочу хоть немного ему соответствовать.
Я снова возвращаюсь мыслями к Книге пропавших друзей, к именам, записанным в ней, к данным нами обещаниям.
— Но может, я вернусь в Техас через годик-другой, и уже тогда обойду его с книгой. Теперь-то я знаю дорогу, — я гляжу на мисси, тяжело повисшую на мне, точно мешок, взваленный на плечи. Ну и кто же за ней такой присмотрит? — Она много чего успела натворить на своем веку, но я не могу ее бросить
— Я напишу в мэйсонскую тюрьму и разузнаю, не осталось ли у них седла и упряжи — в них тоже может что-нибудь найтись, а еще попрошу кого-нибудь сопровождать вас в Остине и посадить на поезд, идущий на восток. Марстон со своими соратниками рыщет поблизости и знает, что мы здесь. Они ни перед чем не остановятся ради своих целей, и им не нужны свидетели, которые могут дать против них показания, если их поймают и допросят. А девочки могут подтвердить личность Лейтенанта, а может, и остальных. Это значит, что они в опасности, и вы тоже. Лучше вам пока уехать из Техаса.
— Мы будем очень вам благодарны. — Ветер шелестит в ветвях над нашими головами и отбрасывает на кожу Элама свет и тени. Его глаза становятся то темно-карими, то снова золотистыми. Все звуки форта для меня вдруг затихают. Я уже ничего не замечаю. — Берегите себя, Элам Солтер. Будьте очень осторожны.
— Застрелить меня невозможно. Они сами так говорят, — он едва заметно улыбается и кладет руку мне на плечо. Меня пронзает жар и сгущается в самом низу живота — никогда раньше ничего подобного не чувствовала! Перед глазами пляшут тени. Покачнувшись, я моргаю, открываю рот, чтобы что-то сказать, но язык точно присох к небу.
Чувствует ли он этот ветерок, что кружит около нас посреди летнего зноя?
— Не бойтесь, — шепчет он, а потом разворачивается и уходит вдаль широким, мерным шагом человека, который уже нашел свое место в этом мире.
«Не бойтесь», — мысленно повторяю я.
Но мне страшно.
Потерянные друзья
Уважаемая редакция! Я разыскиваю родственников моего отца. Деда моего зовут Дик Райдаут, а бабушку Пегги Райдаут. Они оба принадлежали человеку по имени Сэм Шэгс из Мэриленда и жили в тринадцати милях от Вашингтон-сити. У них было шестнадцать детей. Вот имена некоторых из них: Бетти, Джеймс, Барбари, Тетти, Рэйчел, Мэри, Дэвид, Хендерсон, София, Амелия, Кристиан, Энн. Моего отца зовут Хендерсон Райдаут [sic]. Его продали, потом он бежал, был пойман и перепродан работорговцу в 1844-м, а затем его привезли в Новый Орлеан и продали в Миссисипи. Тетю Софию я видел в 1866 году, она тогда жила в Клейборне, Миссисипи. Пишите мне в Коломбию, Миссисипи.
Дэвид Райдаут
(Из раздела «Пропавшие друзья» газеты «Христианский Юго-Запад», 25 ноября, 1880)
Глава двадцать шестая
Бенни Сильва. Огастин, Луизиана, 1987
Я сворачиваю на подъездную дорожку, ведущую к Госвуд-Гроуву.
Газон аккуратно пострижен, а значит, Бен Райдаут уже был здесь и пораньше управился с работой. Перед воротами я сбавляю скорость. Их левая створка открыта почти полностью и слегка покачивается на ветру. Правая же закрыта, точно не рада моему появлению, она нерешительно подрагивает и скрепит петлями.