Голоса трех миров
Шрифт:
— Да что ты от него хочешь? — тут же услужливо подоспела Ленка, наконец он увидел два озерца василькового цвета с черными омутами зрачков посередине. — Он вчера опять полдня по улицам шлялся.
— Но уроки я сделал? Сделал. А где мне потом гулять — это уж мое личное дело.
— Ошибаешься, — не согласился папа. — Пока еще мы за тебя отвечаем. А потому в следующий раз будь любезен оповестить нас, где и как ты собираешься проводить свободное время. Пользы от таких прогулок я не вижу.
— И не забудь спросить разрешения, — добавила мама. —
— Не хочу больше ничего слушать! — отрезала мама. — Уроки, бассейн, как обычно, музыка, потом можешь заглянуть к Петьке, ужинать и спать. Все! А у тебя, кстати, какие на сегодня планы? — переключилась она на папу.
— Да ничего такого особенного, тоже как обычно, — пожал он плечами. — Работа как работа. Ужинать будем вместе.
— Ну смотри, а то мы тебя уже почти не видим. Блуждаешь все где–то.
— Да где я блуждаю?
— Не знаю, не знаю. На работе, наверное, только ведь и о нас надо подумать.
— Все, я пошел, — поднялся из–за стола отец, забирая свои очки.
— Коне–ечно, — уже вослед ему протянула мама, — чуть речь о нас, ты на работу. Что тебе заказать на ужин?
— Как обычно, — обернулся в дверях папа. — Пиццу с курицей.
— А мне салат с крабами, — встряла Ленка.
— А тебе? — мамин вопрос был адресован Андрею.
— Испеки мне блины, как…
— Так, — обрубила мама, — печь я ничего не буду. У меня тоже должно быть свободное время. Если ничего не закажешь, получишь то же, что и вчера.
— Тогда пиццу, — вздохнул Андрей.
— Какую?
— Любую.
— Договорились. Господи! И когда у нас на завтрак, на обед и на ужин будет разумный рацион!
— Очень скоро, — остановился на пороге отец. — Как только Мир Рук станет Миром Лап и Зубов.
— Иного от тебя не услышишь, — отмахнулась мама.
Он опять встал из–за стола последним, когда мама, подтолкнув его легонько в спину, напомнила:
— В школу, в школу.
Ради этого тычка он готов был сидеть за столом вечно и поднялся почти счастливым. Хотя в школу и не собирался.
Он ушел в свою комнату и устроился на рабочем месте. «Пристегнувшись», небрежно въехал в десятые ворота Мира Разума, нырнул через «дырку от бублика» к школьному входу и занялся тем, на что ухлопал почти полгода. Семь потов с него сошло за это время, семь шкур спустил, заставляя себя учить, врубаться, искать подсказки, обращаться к специалистам, бродить по коридорам школы, мчаться по сверхскоростным тоннелям, прыгать через «нуль». До потери пульса корчил из себя увлеченного придурка, чтобы наконец сконструировать автономный образ. И все ради лжи. Это просто ужасно, но иначе было бы еще хуже. Для него, конечно, а для родителей лучше. Все–таки он — эгоист.
Еще минут десять Андрей увязывал образ с полем вынужденного
Когда Андрей вышел из комнаты, жизнь в его доме почти прекратилась, Двери родительских кабинетов были плотно закрыты, Ленкиной комнаты тоже. И он, набрав код, запер свою снаружи, преградив доступ живому. Зато открыл дверь другую. Ту, которая не открывалась бы месяцами, если бы он ее не трогал. Еще мгновение, и дверь снова бесшумно закрылась, но его уже не было дома.
Утром Барди проснулся от холода и боли. Так как было еще совсем рано, направился к ручью. Там можно утолить жажду. Вода в ручье почти чистая, только совсем немного пахнет железом. Шея болела, он с трудом мог поворачивать голову. Приходилось держать шею в напряжении, чтобы не отдавала болью при каждом шаге. Тигран — нехороший пес.
Напившись, он почувствовал себя лучше, даже постоял, посмотрел, как скачут лягушки. Вот кто вообще никогда не заговорит, чего бы на них ни повесили, — жалкая участь. Попробовал по привычке детства накрыть одну из них лапой, но снова ударило в шею. Затею пришлось оставить.
Уже совсем рассвело, и можно было выполнять задуманное. Он обязательно должен сегодня же оказаться в городе. Только неплохо бы поесть и обязательно починить ошейник. Неохота снова стать бессловесным. Гаврила–кормилец приедет с кухни на своей мототележке еще не скоро. Так что до завтрака, к которому надо вернуться домой, Барди успеет забежать в мастерские. Может быть, Крис уже там, он рано просыпается. Так что чем скорее — тем лучше. Барди поднялся от ручья по пологому бережку, повизгивая от боли, стряхнул с шерсти капли утренней росы и побежал к мастерским. Шея болела уже меньше.
В мастерских Криса не было, а дверь оказалась запертой. Не зная, что делать дальше, Барди присел возле этой преграды в растерянности. Зевнул и высунул язык. Теперь от волнения ему стало жарко. И почти тут же он услышал, как с другой стороны здания мастерской кто–то открыл ворота подсобного дворика — тихо скрипнули петли.
Это Крис! Как он сразу не догадался. Если нет его в здании, значит, он уже во дворе. Барди быстро скатился по пяти ступенькам низенького крылечка и рванул вокруг дома, превозмогая боль, вытягивая шею и стараясь как можно раньше заглянуть за угол.
Наконец, достигнув последнего угла, он в смущении остановился. Встал как вкопанный, будто врос в
землю всеми четырьмя лапами. Ворота двора мастерской оказались закрыты, а привалившись спиной к одной из створок, на корточках в пыли сидел человек. Только это был не Крис. Вообще кто–то чужой, он даже не подцепил еще поселковых запахов, этот незнакомец.
Прошло секунд десять, прежде чем чужак повернул голову и заметил Барди.
— Чего тебе? — сразу спросил он.
— Ты Криса не видел? — ответил Барди вопросом на вопрос.