Голоса за стеной
Шрифт:
— Как знать, — с сомнением ответил Умелец.
— А что поделывает ваша дочь и ее приятель?
— Работает в народной школе. Преподает Справедливость, Нравственность и Доброту. Поженились они. А зять лечит своих больных. Выдвинут в парламент от партии «Родина и народ».
— Это какая-то новая партия, — посмотрел на него Академик.
— Все теперь нужно новое, — словно освобождаясь от чего-то, вздохнул Умелец. — Уж извините, пора мне, — он тяжко поднялся со скамьи. — Прощайте.
И они разошлись…
Дверь была странная, она открывалась во все стороны: от себя, к себе, сдвигалась вправо и влево, вверх и вниз. Когда-то она оставалась постоянно
Я вошел. За письменным столом сидел человек с веселыми глазами и поглаживал ладонью седые волосы.
— Так вот кто здесь работает! — сказал я, оглядывая небольшую комнату, уставленную книгами. — Табличку с двери вы сняли?
— Да. Теперь пусть желающие входят. Ведь все уже всё знают.
— Кто же вы? — спросил я, усаживаясь в плетеное из лозы кресло.
— Сочинитель, — ответил человек с веселыми глазами.
— Значит, сочиняете истории?
— Не совсем так. Историю, говоря вашими словами, сочиняет жизнь, люди, время. Я лишь выбираю из нее то, что мне кажется важным, и пересказываю по-своему, — он летал из-за стола и зашагал вдоль книжных полок.
— Выходит, вы не распоряжаетесь судьбами героев своих сочинений?
— Почему же? Распоряжаюсь.
— Тогда все же переделайте конец. Видите ли, — я подошел к нему, — возвратились Космонавты. Они рассказали, что на какой-то высоте видели два странных облачных образования. Когда приблизились к ним, те обрели человеческие черты и попросились на Землю, чтоб их захоронили в земле.
— Я знаю. Это то, что называлось Капралом и Пустым, — сказал Сочинитель.
— Но едва Космонавты пытались к ним приблизиться, как какая-то сила отбрасывала тех двоих, снова превращая их в медузообразные облака.
— И это я знаю, — усмехнулся Сочинитель.
— Не хотите ли вы сказать, что все это по вашей воле? — спросил я.
— Вы угадали. Я могу, конечно, переделать конец, разрешить, чтобы то, что называлось Капралом и Пустым, было захоронено в земле. Но этот конец будет несправедлив: наказание должно быть неотвратимо.
— Значит, они навечно отторгнуты от Земли?
— Навечно, — кивнул Сочинитель. — Слышите голоса за стеной? Это Жизнь. Она ждет, чем закончится наш разговор.
— Тогда считайте, что он закончен, — засмеявшись, сказал я и весело покинул странную комнату, в которой дверь открывалась во все стороны, очевидно для того, чтобы лучше была видна Жизнь.
МОЙ СОСЕД КОНОПЛЁВ
Плохо ли, хорошо ли, но точно известно, что Саша Коноплев любил разговаривать с героями прочитанных книг, призывал их в свидетели, когда что-то не ладилось в школе или во дворе с мальчишками. Такими собеседниками бывали, конечно, люди знаменитые. Например, Спартак или Гарибальди. Нередко он обращался к Гераклу или к графу Монте-Кристо. Все зависело от того, на какую тему ему хотелось беседовать. Саша рассказывал им о делах в школе, о своих взаимоотношениях с ребятами из класса или же с соседскими мальчишками. Обычно такие тайные беседы возникали тогда, когда Саша считал, что с ним поступили несправедливо: то ли обошли вниманием, незаслуженно, как он полагал, то ли — так же незаслуженно — уравняли со всеми. Он искал у этих незримых собеседников поддержки, подтверждения своей правоты. И чаще всего находил. А находил потому, что все эти знаменитые люди были очень далеки от нашего времени. Они вовсе не знали жизни
С п а р т а к. Клянусь богами Олимпа, что я на твоей стороне. И этим мечом готов служить тебе.
Г е р а к л. Уверен, о смертный, что, и ты совершил бы подвиги, которые прославили меня в веках.
Г а р и б а л ь д и. Судя по рассказу, ты человек благородный. Карбонарии пошли бы за тобой в любое сражение.
Г р а ф М о н т е - К р и с т о. Несправедливость, проявленную по отношению к тебе, нельзя оставлять безнаказанной.
После таких бесед Саша ощущал, что он прав абсолютно во всем. Шутка ли, такие авторитеты были на его стороне! И тогда возникала мысль: «Вот если б я обладал их силой или властью!..» И представлял себе, что было бы в этом случае. Саша почти не задумывался: а не проявил бы он тогда несправедливость по отношению к другим? Иногда, правда, какие-то смутные сомнения шевелились в душе. Но Саша отмахивался от них, оглядываясь на великих героев, с которыми только что незримо общался. Тут, конечно, не обошлось без лукавства: в свои собеседники он редко приглашал, скажем, Павку Корчагина, ибо знал, что Павка Корчагин безошибочно разобрался бы в его делах и сказал бы со всей прямотой:
— Брось, Санька, губы дуть и бузить! Нос дерешь, а тебя щелкают по носу за это. Революция не терпит мелочности!
Вообще Саша Коноплев парень был неплохой. Учился хорошо, без троек, много читал, был аккуратен. Его дневник и тетради всегда сияли чистотой. Не было в них ни клякс, ни помарок. Особенно он старался, чтобы обложки тетрадей не измять, чтобы не было загнутых углов. Старательность эту отмечали учителя и родители. Поэтому Саша полагал, что он обладает абсолютно всеми достоинствами, а недостатков и вовсе не имеет. Многие естественные вещи — обыкновенную аккуратность, добросовестность, с какой он учился, Саша считал чем-то выдающимся в своем характере. И когда у кого-то что-то не получалось, он говорил: «Вот если бы я!..» В иных случаях просто усмехался молча, давая понять, что человек взялся за недоступное ему дело или рассуждает о чем-то, слабо в этом разбираясь. Зря, дескать, не обратились за советом к нему, к Саше. Странно, но к нему и правда никто не обращался.
Однажды ребята на школьном дворе делали солнечные часы. Что-то у них не ладилось. Саша же стоял в стороне и с превосходством наблюдал. Он видел ошибку, но не подошел. Мария Васильевна, классный руководитель, спросила у ребят:
— Почему же вы не попросите Сашу Коноплева?
— А почему мы его должны просить? — сказал Олег Монастырев. — Что он, слепой? Видел, что мы зашились, подойти, что ли, не мог, подсказать. А то стоял, как Наполеон на поле боя, скрестил руки и ухмылялся.
Позже Мария Васильевна поинтересовалась у Саши:
— Ты понял, в чем ошибка ребят?
— Конечно, — ответил Саша.
— Почему же не помог?
— Они не просили…
— А не боишься, что твои знания останутся при тебе? — внимательно посмотрела на него Мария Васильевна.
Вечером того дня Саша, сидя один в комнате, раздумывал над ее словами. Они вызвали в нем обиду.
В распахнутое окно долетал шум со двора. Уже смеркалось, но мальчишки еще гоняли мяч, слышались звонкие удары и возбужденные крики: «Рука!..», «Пеналь!..» У Саши не было настроения идти туда. Он сидел на тахте, обводя взглядом корешки книг на полках. Саша, как обычно, искал, с кем бы из любимых книжных героев обсудить сейчас свой разговор с Марией Васильевной, кого призвать в судьи. На глаза ему попались «Три мушкетера». «Что ж, д’Артаньян сейчас самый подходящий», — подумал Саша.