Голоса за стеной

Глазов Григорий Соломонович

Наконец, оставшись один, Капрал спустился вниз, вышел на улицу. Было совершенно темно. У тротуара на противоположной стороне черной коробкой торчала машина, в которой приехал Большой Мешок. Шофер спал. Стекло на дверце было приспущено.

— Эй, — тихо сказал Капрал шоферу. — Поднимись наверх, хозяин зовет, — и осторожно отскочил к стене дома, прижался к ней, почти слившись с ночной теменью.

Шофер что-то пробурчал спросонья, медленно вылез из машины, не понимая, кто его разбудил, но слова «хозяин зовет» были для него приказом, и он поплелся к подъезду.

Капрал

слышал, как взвыл, поднимая шофера, лифт. Ключ зажигания торчал на приборном щитке машины. Через минуту Капрал уже несся по темной улице. Он знал укромное место в порту, где можно было упрятать машину. Загнав автомобиль в темный тупичок между пакгаузами и горами портового утиля, Капрал просидел в машине до рассвета, а едва солнце, как яичный желток, выскользнуло из-за горизонта, отправился в лесопарк. Там в разных уголках с импровизированных трибун выступали ораторы, которых он уже слышал не раз. Этих соперников он не боялся — болтуны, считал он. Единственный противник, с кем следовало считаться, был Наш Сосед. Но, походив по парку, Капрал его не обнаружил.

Когда подошла его очередь, он влез на трибуну.

— Граждане! — обратился он к слушателям. — Все ваши беды оттого, что богатеи-толстосумы озабочены одним: набить свои карманы золотом. Но куда идет это золото? На тряпки и бриллианты их жен и любовниц. Народ пребывает в бедности…

На эти слова толпа откликнулась одобрительным гулом.

— Мы должны сплотиться, создать сильную армию. За рубежами нашего города живут народы, которые не умеют распорядиться ни своей землей, ни ее богатствами. Мы должны забрать это себе, разделить поровну и показать всему миру, кто мы есть!..

Целый день, переходя от трибуны к трибуне, он произносил такие речи.

На следующий день повторилось то же самое. И так — всю неделю подряд. Он видел, чувствовал, что обрел уже единомышленников, толпа нередко отвечала на его слова приветственным ревом. «Война движет прогресс! — выкрикивал Капрал. — Все чужое — это то, что еще не наше!»

После одного из таких выступлений, в конце недели, к Капралу подошли два жандарма, скрутили руки и привели в гигантский дом, где еще совсем недавно звучал властный голос Большого Мешка.

Капрала доставили в огромный Зал Тайн, где за длинным столом восседали члены Главного Правления: Зеленая Щука, Всеядный, Железный Курок, Пронырливый, Каменнолобый, Механическая Лапа и другие отцы города.

— Ты кто такой? — спросил Железный Курок.

— Капрал.

— Зачем выступаешь на митингах, подбиваешь толпу на беспорядки?

— Народ надо сплотить, — ответил Капрал.

— Зачем? — промычал Зеленая Щука.

— А уж этого я не скажу.

— А мы тебя упрячем в тюрьму! — пригрозил Каменнолобый.

— Ну и что вы выиграете? Вместо меня найдется какой-нибудь Наш Сосед или еще кто-нибудь из этих правдолюбцев.

— А мы и его — за решетку, — сказал Пронырливый.

— Ерунда! Всех не упрячете. Будете только плодить недовольных. Это не выход из положения, — ответил Капрал.

— Ты, что ли, знаешь выход из положения? — спросил Всеядный.

—

Да, я! Толпу не надо обижать и унижать. Этому сброду надо вдолбить в башку, что он велик, что он самый лучший. А все его несчастья оттого, что Город Веселых Людей мешает нам жить, что там лучшие земли и магазины, что нанятые специалисты оттуда заняли здесь, у нас, самые выгодные рабочие места…

— И что же Дальше? — уставился в него Железный Курок.

— Надо внушить толпе, что единственный наш путь — вооружиться и захватить Город Веселых Людей.

— Война? — подскочил Механическая Лапа.

— Да! — жестко ответил Капрал. — Война уравнивает эмоции и желания людей, нивелирует их потребности, мысли, отвлекает от всех проблем, направляет мысли в одно русло: «Бей всех, кто не наш! Тогда заживем счастливо!».

— А что, это патриотично! — вскричал Каменнолобый.

— Безусловно, — усмехнулся Капрал.

— И полезно для нас, — поддакнул Зеленая Щука.

— Хорошо, действуй! Мы тебе поможем. Что требуется?

— Во-первых — амнистия. Надо выпустить из тюрем всякий сброд, сказав, что я — их освободитель. И я сколочу из этих негодяев ударные отряды будущей армии. Во-вторых, нужны деньги. Для митингов, для подкупа. В-третьих, необходимо всю промышленность загрузить военными заказами. А дальше уже моя забота. Через год я создам государство с железной дисциплиной, где даже чихнуть никто не посмеет без разрешения. Я сделаю военную профессию самой престижной: на призывных пунктах лоботрясы будут стоять в очереди, мечтая напялить мундир. А пока что на митингах, где я буду выступать, должны стоять бочки с вином, толпа должна пить бесплатно, за мой счет, и внимать моим речам…

— Действуй! — заорали хором члены Главного Правления.

Шло время. Уже не таясь, Капрал разъезжал по городу в машине Большого Мешка, выступал на митингах, муштровал отряды своих отборных головорезов, сменивших тюремную робу на солдатские мундиры. Затянутые ремнями, обутые в сапоги, они маршировали по улицам и площадям, горланили песню «Звон подков», специально написанную для них по приказу Капрала. Был в этой песне такой припев:

К черту совесть, к черту жалость! Мы назначены судьбой. Нам войну вершить досталось. Кровь пустить — благая шалость. Ты веди, Капрал, нас в бой!

Город словно сошел с ума: газеты, радио, телевидение славили Капрала, цитировали его обещания всеобщего благоденствия. Куклы — сородичи Капрала по его распоряжению носились по городу, трещали без умолку о его величии, о том, что нужно укреплять не дух, а тело, что надо забыть такие слова, как «сострадание», «доброта», «справедливость», потому что они мешают проявлению естественных инстинктов, необходимых для победы над врагом. Слово «нравственность» было запрещено цензурой. Честных людей, пытавшихся вразумить своих соотечественников, преследовали.