Голова Олоферна
Шрифт:
А ведь свою «работу» в метро безработный Погорелов представлял несколько иначе. Ему, например, до ужаса было интересно, как поведет себя покупатель, как среагирует на цену и так далее. А тут, здрасьте вам, милиционер, да еще с автоматом! Для такого нежнейшего существа, как Павел Леонидович, это было настоящим потрясением. Еще в далеком детстве его постоянно пугали милицией, и вот наконец свершилось: задержание с поличным, да еще с каким, врагу такого поличного не пожелаешь.
Милицейский пост находился в том же злополучном переходе, где Павел Леонидович был так позорно пойман. Миновав длинный
– Вот, товарищ капитан, привел торговца! – с усмешкой сказал мент в бронежилете, подталкивая Павла Леонидовича поближе к столу.
– И чем же мы нынче торгуем? – не отрываясь от яичницы, вполне доброжелательно спросил толстяк.
Павел Леонидович решил, что этот вопрос не к нему и промолчал.
– Ну, чего молчишь?! Отвечай, раз тебя спрашивают! – присоединился к допросу недавний конвоир Павла Леонидовича.
– Да я ф-ф-аршем… говяж-жье-б-бараньим, товарищ н-на… – еле-еле вымолвил задержанный.
– Что же это, значит, у тебя и бараны, и коровы в хозяйстве имеются? – оживился толстяк.
– Да, но…
– Понятно, понятно. В общем, так, Коля, выпиши-ка ты ему штрафец на полтинничек и адью.
– Тут особый случай, товарищ капитан, – щуря хитрые глазки, сказал Коля. – Денег у него нет. Так что, я думаю, придется с ним поближе познакомиться. А, начальник?
После таких слов, и особенно после «поближе познакомиться», у Павла Леонидовича стало как-то нехорошо на душе. Он уже совсем было решился признаться во всем, но потом вдруг вспомнил жену свою Веру, детей, представил, как они будут навещать его в тюрьме, и осекся. Нет, не мог он себе такого позволить! Уж если начал врать, то лучше врать до конца.
– Вы поймите меня правильно, – каким-то не своим голосом приступил к объяснению Павел Леонидович, – я только что пришел и потому еще ничего не продал. У меня лишь пять тысяч, жена на маргарин выдала.
– Понятно, понятно, – зевнул толстяк. – А что продаешь-то? Ах да, фарш, значит. И что же мне с тобой делать? Ладно, будем действовать следующим образом, – сам задавал и сам же отвечал на собственные вопросы капитан.
Он вдруг резко встал из-за стола, очень хитрым взглядом посмотрел в глаза Павлу Леонидовичу и не очень хитро в глаза милиционеру Коле и, выдержав довольно-таки длинную паузу, продолжил:
– А знаешь что? Давай-ка мы с тобой так договоримся: ты нам с Колей будешь ежедневно отдавать по три килограмма фарша, а мы сделаем тебя продавцом-невидимкой.
– Как это – «невидимкой»? – удивился Павел Леонидович.
– Ну как, как, замечать тебя не будем, понимаешь? Ребятам своим накажем, чтоб тебя не трогали. Согласен?! – толстяк из-за письменного стола наклонился так близко к задержанному, что его волосатое упитанное пузо окунулось в недоеденную яичницу.
«Кошмар! –
– Я не знаю… – выплевывая откусанный от волнения ноготь, промямлил бывший ветеринар. – Если уж вам так надо, то…
– Что значит – «надо»? – обрадованно выпалил мент в бронежилете, Коля. – Есть каждый хочет! В том числе и доблестная столичная милиция. Ты своих баранов разводишь, мы своих… Правильно я мыслю, товарищ капитан?
– Ладно, кончай заливать, – выходя из-за стола, пробурчал толстяк. – Слетал бы лучше за пузырем, чем ахинею молоть.
– Ты читаешь мои мысли, начальник, – торжественно объявил Коля. – Только не за пузырем, а за пузырями!
– А не будя нам на сегодня, а? Может, и одного хватит? – сдвинув к носу брови, засомневался капитан.
– Не, начальник, не будя. Под котлетки в самый раз пойдет.
– А знаешь, Коля, – почесал в затылке толстяк, – пожалуй, ты прав: все яичница да яичница, давно уже хочется чего-либо посущественней. Так что, давай, беги за пузырем, а мы тут с… э, как там тебя?
– Вы мне? – оторопел, не успевая переваривать море новой информации, Погорелов. – Паша я. Павел Леонидович.
– В общем, мы тут ща с Пашком котлетки зафигачим, а ты давай, чтоб как на крыльях ветра. Да, и хлеба возьми беленького, от черного у меня изжога.
– Есть, начальник! Я ща быстро, – козырнул Коля и, как ужаленный, выскочил из комнаты.
«Э, нет, я этого подзаборного пса жрать не буду! – подумал Павел Леонидович. – Он там где-то по помойкам шлялся, а я его жрать?! Да ни за что в жизни! Надо как-либо смываться отсюда!»
– Ну, что, Пашок-корешок, доставай свою кошачью начинку, у ме-
ня тут яйца остались, четыре штуки, ща мы их туда зачкнем, как говорится, для полного консенсуса, – почесал шерстяное пузо начальник.
Делать было нечего, Павел Леонидович дрожащими руками достал один из пакетов и передал его капитану. Тот вывалил собачье месиво в здоровенную миску и ловко вколотил туда четыре яйца.
– Вот так их, родимых, вот так, – приговаривал представитель столичной милиции, перемешивая фарш.
Пока задержанный Погорелов застегивал сумку, капитан, не выпуская миску из руки, открыл письменный стол и вынул оттуда огромных размеров чугунную сковородку, а к ней неожиданно и маленькую электроплитку.
«Вот работка, вашу мать, – с завистью подумал Павел Леонидович, – жри, да штрафы выписывай. Может, и себе в менты податься?»
Тем временем по комнате разнесся настораживающий какой-то запах. Он явно отличался от запаха говяжьих или бараньих котлет, но все-таки не был противным и даже возбудил у Павла Леонидовича аппетит.
– Чуешь? – широко улыбнулся толстяк, переворачивая собачьи котлеты.
– Да-а… – протянул погруженный в скорбные мысли задержанный Погорелов.
– Сейчас мы их, сладеньких, да под водочку… Знаешь как?! Это тебе не яичница!
Тут, как угорелый, в бронежилете и с автоматом на бычьей шее ворвался Коля. В руках у него легко и привычно умещались три бутылки водки и два батона.
– Ну что, добыл, мерзавец?! – хитро прищурившись, расправил закрученный ус толстяк.
– Как видишь, начальник!