Голова Олоферна
Шрифт:
– Конечно, любовь! Я как только увидел вас, сразу понял: вот женщина, которую ты искал всю жизнь! Она наполнит твои оставшиеся годы особым смыслом. И поверьте, я говорю искренне. Вы божественно красивы, умны, в вас есть нечто загадочное, нетронутое перипетиями современной жизни, чего не отыщешь в других женщинах.
– Поликарп Лаврентьевич, вы льстите мне. Слышать подобные слова от такого мужчины, как вы, очень приятно. Я теряюсь, тем более, что и мои душа и сердце тянутся к вам с самой первой минуты нашего знакомства, – еле-еле подвела к концу свое объяснение Вера Сергеевна.
Так, обменявшись признаниями, они оба, немного смущенные, подняли бокалы и выпили
– А теперь сюрприз, моя дорогая! – торжественно объявил хозяин клуба.
– Неужели то самое блюдо? – восхищенно спросила Вера Сергеевна.
– То самое… Такого вы еще не пробовали, любовь моя!
Когда официант внес большой серебряный поднос, накрытый золоченым куполом, Вера Сергеевна, едва сдерживая радость, воскликнула:
– Поликарп Лаврентьевич, милый, открывайте же скорей! Я просто умираю от нетерпения.
Поцеловав мизинчик Веры Сергеевны, Поликарп Лаврентьевич широко, но таинственно улыбнулся и торжественно снял золоченый купол.
– О боже, как вкусно пахнет, – закрыла в истоме на мгновение глаза Вера Сергеевна. – А какая румяная корочка! Ну, давайте, давайте же скорей!
– Не спешите, дорогая моя, – с трудом удержал ее Поликарп Лаврентьевич. – По правилам племени лабинак, перед этим блюдом полагается выпить рюмочку хорошего коньяка. Так что – ваше здоровье!
Вера Сергеевна уговаривать себя не заставила и вслед за Поликарпом Лаврентьевичем выпила рюмку какого-то заграничного, действительно, наверное, хорошего коньяка (она в этом не разбиралась). После этого хозяин клуба умелыми движениями ножа разделил мясо и положил на тарелку Веры Сергеевны.
– Ну, как вам? – с доброй, удовлетворенной улыбкой провожал он каждый проглоченный Верой Сергеевной кусочек.
– Бесподобно! – тайком облизывая губы, ответила Вера Сергеевна. – Я такого действительно еще не пробовала. Не томите меня, Поликарп Лаврентьевич, откройте секрет: что за зверь?!
– Если бы я знал, Верочка, то готовил бы его каждый божий день и на завтрак, и на обед, и на ужин. Увы, все держится в строжайшем секрете. Так что давайте еще коньячку! Ваше здоровье!
– С удовольствием, мой милый Поликарп, – Вера Сергеевна опять пригубила рюмку.
Коньяк так поднял ее настроение, что она уже не могла устоять перед музыкой и шепнула Поликарпу Лаврентьевичу:
– Пойдемте танцевать.
– Вы просто угадали мои мысли! – с готовностью вскочил из-за стола Поликарп Лаврентьевич и подал Вере Сергеевне руку.
Какое непередаваемое счастье испытывала Вера Сергеевна, танцуя с хозяином клуба «Гурман»! Как отрадно ей было осознавать, что его большая теплая ладонь бережно обнимает ее за талию, а вторая страстно и трепетно сжимает руку…
– Если бы вы знали, дорогой Поликарп Лаврентьевич, – совсем опьянев от счастья, шептала она, – как мне хорошо и легко сейчас. Мне даже не верится, что я чья-то жена и мать двоих детей. Я так давно не танцевала…
В ответ Поликарп Лаврентьевич нежно поцеловал ей запястье. И тут Вера Сергеевна заметила у него на безымянном пальце точь-в-точь такую же, как у Павла Леонидовича, золотую печатку. Более того, на ней и инициалы были выгравированы точно такие, как у ее мужа: два «П» и одно «Л», причудливо переплетенные друг с другом. Конечно, это было всего лишь случайное совпадение (Погорелов Павел Леонидович и Полиглотов Поликарп Лаврентьевич), но Вера Сергеевна все равно спросила:
– Откуда
– Нравится? – игриво улыбнулся хозяин клуба «Гурман».
– Да… Но…
– Вы, кажется, остались довольны сегодняшним ужином?
– Довольна, – честно призналась Вера Сергеевна.
– Ну, так о чем же тогда жалеть, моя дорогая?.. Бывшему своему владельцу печатка все равно больше не потребуется…
* * *
Первое воскресенье июля близилось к концу. Кладбищенский сторож Петр был одним из немногих теперь сторожей, считавших своей прямой обязанностью ежевечерний обход могил. По его глубочайшему убеждению, каждый человек, ушедший в мир иной, достоин если уж не доброй памяти, то хотя бы ухоженной могилы. Вот и сегодня, не изменяя однажды заведенному правилу, он огромной березовой метлой выметал скопившийся за день мусор. Петру почему-то всегда казалось, что недавно умершие люди нуждаются в особом внимании и заботе.
Одна из могил занимала его больше всего. С самого первого дня на ней поселилась огромная беспризорная собака. Как ни гнал ее Петр метлой, как ни кричал на нее, а все бестолку. Волей-неволей пришлось смириться. Да, в общем-то, она ничем ему и не мешала, разве что выла иногда тихонько, как будто в могиле лежал ее хозяин. Такое иногда бывает: хозяин умер, и собака поселяется на кладбище, день и ночь скулит и воет на его могиле. Но здесь случай был особый. Петр об этом хозяине все разузнал. Собак он сроду не держал, хотя и работал когда-то ветеринаром. Так что пес был определенно бездомным, бродячим, а зачем выл на чужой могиле, никто Петру объяснить не мог. Поэтому он, подметая каждый вечер территорию, останавливался возле него и начинал допрашивать и увещевать:
– Что же ты, бедный, сидишь здесь, чего добиваешься? Неужто не уразумеешь собачьими своими мозгами – кладбище тут, похоронное место, а на кладбище, кроме чужой и своей смерти, ждать больше нечего. Покойный ветеринар быть твоим хозяином никак не мог, потому как собак сроду не держал и не любил. Да и кто такую беспородную псину, как ты, в дом возьмет?! Ветеринар был человеком интеллигентным, чувствительным, к тому же, говорят, сердцем страдал, ему и собачки нужны интеллигентные, чтоб не беспокоили. А ты вона какая громадина, от тебя одни болезни и расстройства сил. Ветеринара, конечно, жалко, молодым помер, мне в сыновья годится. О смерти, поди, и не помышлял, думал, рано еще. А оно нет, раз – и покойник уже, похоронный оркестр и все прочее. Но ты не переживай особо, говорят, легко помер, не мучаясь… Сел на лавочке утром, да так и остался на ней сидеть навечно… В общем, приступ сердечный, инфаркт называется, то есть моментом помер. А ты, должно быть, обознался в нем, так что ступай отсюда с богом, может, где настоящего себе хозяина найдешь…
Пес слушал его внимательно, похоже, даже что-то понимал, с чем-то соглашался, но никуда не уходил, а как только наступал вечер, поднимался над могилой и начинал тихо и протяжно выть…
Под стук колес…
…Что было после? Что вначале?
Чем осуждающе качали?
Чьим подстаканником венчали
На верхней полке наших грез?
Кто, безутешный, был утешен?
Кто грешный был, а стал безгрешен?
И кто коснулся губ черешен
ПодСтук КоЛес,
ПодСтук КоЛес?…