Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
Хочет навязать моей Отчизне
Одичанья модный образец,
Свой американский образ жизни,
Ужас обескровленных сердец.
Многообразная, яркая палитра романа вобрала в себя
наиболее характерные приметы времени. Выведены образы
поэтов-экспериментаторов, буквально навязывающих публике
свои штампы.
узнаются крикливые "шестидесятники", выросшие как грибы
после дождя, во время так называемой "оттепели". Впервые
пророчески было сказано о неблаговидной роли журнала
"Юность", насаждавшем эстетический примитивизм,
равнодушие.
Модное поветрие среди молодежи называть друг друга не
по именам, а по кличкам на американский лад : Дин, Хол, Макс
655
– тоже один из симптомов обезличивания. Холам и максам все
"до лампочки". Вульгарный лозунг, внедренный в молодежное
сознание в 60 - 70-е годы, стал девизом нашего времени, когда
общественный индифферентизм обывателя позволяет
манипулировать многомиллионной массой народа. Но 30 лет
назад это казалось смелым прорывом к будущей свободной
жизни. В таком направлении общественного развития, в таком
"настрое" умов, писатель справедливо видел симптомы
распада человеческой личности, предугадывал возможности
духовного и политического рабства. Отсюда и острота
публицистической линии не только романа "Во имя отца и
сына", но и последующих произведений Шевцова. Гражданско
– публицистический пафос отражает характер идеологической
борьбы второй половины XX столетия. Более того, этот пафос
составляет и основу художественности романов Шевцова. Он
сумел без ущерба для художественности сделать главным
предметом (объектом) своего повествования вопросы
общественно - политического исторического содержания.
Противоречит ли это законам искусства, литературы?
Призывы освободить литературу от какой бы то ни было
идеологии, а уж тем более - политики - не новы. Они
раздавались и десять и семьдесят лет назад и даже
полтораста. Только литература не слушалась критиков и не
могла оставаться равнодушной к тому, что происходит в
обществе. Так появились "Властителям и судьям" Державина,
пушкинская "Деревня", "На могилах" Лескова и многое, многое
другое, что не укладывалось в рамки идиллических романов.
Поэтому незачем пытаться с помощью ярлычных определений,
наподобие "политическая повседневка", "не художественно"
обесценить и опошлить то, что по сути
откликом на животрепещущие вопросы бытия. К тому же,
вопросы исторические и политические как раз и становятся
художественными, когда они оказываются одновременно
нравственными вопросами. Роман "Во имя отца и сына"
написан именно в таком ключе. Редкий для современной
литературы синтез высокого патриотизма, яркой образности,
публицистичности.
Выход в свет этого романа также был враждебно
встречен защитниками групповых, клановых интересов. В ход
пошли даже злонамеренные обвинения писателя в
антисемитизме, в клевете на советскую действительность, в
попытке поссорить интеллигенцию с народом.
656
Истерические крики о клевете на советскую
действительность имели целью через влиятельные партийные
и государственные структуры поставить писателя вне
литературы, вне общества. Литературные интриганы, не
желавшие мириться с любыми проявлениями русского духа,
очернили писателя, ссылаясь при этом на "заботу" о народе.
Но были и защитники Ивана Шевцова. 24 апреля 1970
года газета "Советская Россия" напечатала ответ поэта Игоря
Кобзева М. Синельникову, которой в "Комсомольской правде"
дал грубый разбор романа "Во имя отца и сына". И. Кобзев
отметил тенденциозность и примитивизм оценок критика.
Слово поэта было подкреплено подборкой читательских
писем, вновь поддержавших И. Шевцова.
Общий замысел романа, широкая, детально и правдиво
изображенная картина заводских будний нашла горячий отклик
в сердцах многих людей, трудившихся на заводах, полях, в
школах. Они понимали, что их время не только период новых
производственных свершений, но и время борьбы за свои
убеждения. Это их мысли воплотились в романе в думах
Сергея Кондратьевича Лугова: "Жизнь - сражение, постоянное,
нелегкое. Иногда с переменным успехом. Жизнь - это тоже
поле битвы, независимо от того, гремит артиллерийская
канонада или вместо нее, кто-то одержимый бредовыми
идеями своей исключительности и превосходства, заполняет
эфир и газетные полосы тлетворным ядом лицемерия,
человеконенавистничества". А исход битвы, как показывает
писатель, зависит от усилий каждого, от выборы позиции по
отношению к духовным растлителям, как называет их артист
Пасадов - один из тех, кто поддерживает Глебова в борьбе с
шарлатанами.
Пасадов руководит народным заводским театром. Он