Голубой бриллиант (Сборник)

Шевцов Иван Михайлович

ватрушкам. За чаем Лариса Матвеевна, как и положено

истинно русской теще, с необыкновенным усердием потчевала

будущего зятя и как бы между прочим высказала вполне

трезвую мысль: а не пора ли молодым сходить к венцу, а Олегу

Семеновичу из его общаги перебраться в их просторную

квартиру? После этих слов будущая теща проницательно

уловила в глазах зятя неловкое смущение. Заметила и Маша,

но отнесла это на счет скромности.

– Вот

съезжу в командировку в Севастополь, вернусь, и

тогда мы решим все наши проблемы, - ответил Олег, а Лариса

Матвеевна настороженно восприняла слово "проблемы". Она

даже обратила внимание дочери на это подозрительное, как

ей показалось, слово, когда они проводили Олега.

– Проблемы... Какие еще у вас проблемы?
– говорила

она, испытующе глядя на Машу.

Маша не ответила: у нее не было никаких проблем. Но у

Олега действительно были. Тайна открылась дней через

десять после его возвращения из Севастополя. Она была до

крайности банальна, что и рассказывать о ней не хочется.

Олег, волнуясь как нашкодивший мальчишка (и волнение было

искренним), сообщил, что в Севастополе у него есть жена и

сын, что фактически семья их давно распалась, он ездил в

Крым, чтоб получить у жены согласие на развод (он был

уверен, что поручит такое согласие, ведь обещала же!) но, к

сожалению и огорчению, в ответ услышал решительное и

категорическое "нет, ни за что!".

Так закончилась для Маши ее первая любовь.

Она пыталась отнестись к такому исходу спокойно, даже

с иронией над собой, мол, никакой трагедии не произошло,

просто не выдержали испытательный срок, при том не он один,

а оба. И хорошо, что без последствий (под этим она имела в

виду ребенка). Так она внушала себе и даже поверила, что

между ней и Олегом и любви никакой не было, что это был

обыкновенный флирт, минутное увлечение, каких в жизни

гораздо больше бывает, чем настоящих чувств. Но у нее-то

было настоящее, и она не могла себе лгать и понимала, что

это увлечение оставит в ее душе глубокий след. Привыкшая

доверять людям и видеть в них только добрые начала, она не

сразу измерила Олега той мерой, какой он заслуживает; она

даже сочувствовала ему, из жалости пыталась оправдать его

поведение и осуждать его жену за то, что не дает развод. Тупая

121

замирающая боль долго щемила ее легкоранимое сердце. Но

постепенно, размышляя и анализируя происшедшее, она

приходила к заключению, что в жизни зло не всегда лежит на

поверхности и не кричит на весь свет: смотрите, какой я

подлый человек.

Жизнь преподнесла ей суровый урок. В ее

характере появились подозрительность, недоверие, прежде

всего к мужчинам. Она дала себе слово: никаких знакомств,

никаких встреч - с меня хватит!

Лет пять она была верна своему слову. Молодая,

цветущая русская Венера с презрительным высокомерием

отражала атаки мужчин, среди которых, несомненно, были и

достойные ее внимания женихи. И хотя чувство одиночества

ей было знакомо, все же природа требовала своего и

постепенно, исподволь плоть начинала протестовать против

насильственного затворничества, а душа жаждала мужской

ласки и тепла. Рана, нанесенная когда-то моряком,

зарубцевалась, из памяти выветрилось имя Олега, к которому

теперь она не питала ни любви, ни ненависти, имя его

растаяло в туманной дымке житейских забот. И однажды на

солнечном юге у синего моря, где сам воздух пьянит разум и

волнует плоть, кипарисы и пальмы поют романсы любви, а

ночные светлячки под аккомпанемент цикад нашептывают что-

то несказанно блаженное, неземное, плоть ее взбунтовалась.

Именно плоть. Возбудителем был спортивный тренер Гриша

Сиамский, который отдыхал в том же санатории, что и Маша, в

двухместном номере "люкс". Высокий, широкоплечий и

большерукий с воинственным важным пренебрежительным

видом, который придавали ему густые черные брови, с

широким квадратным скуластым, ничего не выражающим

лицом, он ничем не напоминал Маше Олега. Черные, злобные,

пустые глаза глядели из подлобья тупо и были самонадеянны

и нетерпеливы. Он важно носил свое дюжее тело и был

постоянно весел. У отдыхающих женщин почему-то

пользовался успехом, но на дам легкого нрава, которые готовы

были в любую минуту предложить себя, не обращал внимания,

а иных даже жестоко оскорблял. Вообще пошлая манера

выражаться, обнаженная грубостью густо пересыпала его

торопливая речь, а в самовлюбленном враждебном взгляде

играла холодная дерзость. Конечно же, это был большой и

приторный циник, избалованный вниманием общедоступных

женщин, спортивных фанатов и тугим кошельком. Такие люди

обыкновенно наделены недюжинной энергией, считают себя

избранными и не терпят возражений и противоречий. Но как

122

это ни странно, они имеют немало поклонников. В них есть

нечто такое необъяснимое, что позволяет им властвовать над

другими и даже не глупыми, сильными и духовно богатыми