Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
В день встречи с Машей Алексей Петрович надел
темнокоричневую рубаху и такого же цвета брюки. Поверх
рубахи - белый шерстяной свитер. Статный, поджарый, не
потерявший спортивную форму, он выглядел гораздо моложе
своих лет. Он метался из комнаты в комнату, потом решил
пропылесосить весь дом, посматривая на часы. А время
сегодня почему-то тянулось очень медленно. В зале он
обратил внимание на тумбу, где стояла "Первая любовь",
проданная
которого сбросили бронзового истукана Свердлова. "Не
хорошо: на самом почетном месте пустая тумба. Надо что-то
поставить", - подумал Алексей Петрович и пошел в спальню. В
спальне на подвешенной к стене полочке стоял уменьшенный
в размере фарфоровый вариант горильефа "Женский пляж",
который украшал танцевальный зал южного санатория, где
однажды отдыхала Маша и где произошла ее встреча с отцом
Настеньки. Композиция "Женский пляж" была единственной
работой Иванова в жанре рельефа. И несомненно удачной.
Делалась она по персональному заказу для южного санатория.
Он не сразу согласился выполнить такой заказ. Перед
заказчиком он ставил условие: его произведение будет
исполнено в сугубо реалистическом плане. В нем не будет
модной сейчас декоративности, абстракции и вообще
современной чертовщины. Заказчик согласился без слов. Для
себя Иванов сделал уменьшенную в размерах копию, а друзья
исполнили ее в фарфоре в единственном экземпляре и
подарили Алексею Петровичу в день его шестидесятилетия.
Сейчас, глядя на этот горельеф, Иванов вдруг
неожиданно открыл для самого себя всю прелесть и
неповторимую художественную находку. "И почему она стоит
131
здесь, в темном углу спальни, а не в зале, где выставлены
лучшие работы?" - спросил Иванов себя с недоумением и, не
раздумывая, перенес композицию в зал и водрузил на тумбу,
на которой многие годы возвышалась "Первая любовь".
Алексей Петрович был возбужден и не мог объяснить
самому себе причину такого непривычного для него состояния.
Обычно спокойный, сдержанный и ровный, он обнаружил в
себе смутное ощущение чего-то нового или давно позабытого,
но вдруг пробудившегося и желанного. Трепетное ожидание
оборвал звонок в прихожей. Он вздрогнул и торопливо
направился к двери, всего на какой-то миг задержался у
зеркала и смутился, увидав свое лицо розовым.
Да, это была Маша. В расклешенном трапециевидном
пальто золотистого цвета с отделанными черным мехом
манжетами, и таким же воротником
тоже черной, как черный шарф. Она остановилась у порога как
бы в нерешительности и, преодолевая смущение, сказала
негромким, певучим голосом:
– Здравствуйте, Алексей Петрович. Это я. Можно?
Порозовевшее то ли от легкого морозца, то ли от
волнения ее открытое лицо озаряла подкупающая улыбка.
– Не только можно, очень желательно, - мягким голосом
ответил Иванов и сделал выразительный жест в сторону
распахнутой двери: - Прошу вас.
Его приятно поразило элегантное пальто, строгий, легкий,
свободный покрой и золотистый цвет, удачно гармонирующий с
черным мехом высек в памяти Иванова когда-то прочитанные
и запавшие в сознание поэтические строки: "Золото с чернью,
золото с чернью в небе чеканет Луна..." "Золото с чернью", -
мысленно повторил он, помогая Маше снять пальто. Он
обратил внимание на ее тоже черные сапоги и черную юбку, на
свитер удивительной расцветки, где черное постепенно
переходило в дымчатое, потом немного светлей и наконец в
светлое. "Ее любимый цвет", - решил Алексей Петрович,
провожая Машу в гостиную. Он предложил ей сесть, но она
попросила позволения осмотреть расставленные вдоль стен
его работы. Взор ее почему-то сразу же, как только вошла в
комнату, привлек горельеф "Женский пляж". Она смотрела на
эту композицию с каким-то детским непосредственным
восприятием, большие, очерченные легкой тенью глаза ее то
щурились, то изумленно округлялись, излучая тепло и ум.
132
– Какая прелесть, - она как бы выражала мысль в
словах, не отводя глубоко проникновенного взгляда от
горельефа.
– Кто автор?
Теперь она повернула лицо к Иванову.
"Ей нравится - это же замечательно, - мысленно решил
Иванов. - Да это небесное создание, видимо, наделено
природой тонким вкусом". Вслух ответил:
– Ваш покорный слуга.
– Боже мой, что ж это такое!
– воскликнула она и закусила
губу. - Это ж моя любимая картина. Алексей Петрович,
скажите, а в санатории на юге...
– она недоговорила, устремив
на Иванова изумленный взгляд, в котором было и робкое
смятение.
– Да, там, в санатории, оригинал, а это копия, - ответил
Алексей Петрович и спросил, глядя на нее с приятным
изумлением: - Вы были в том санатории? Вы видели мой
рельеф? Он цел, его не выбросили?