Голубой велосипед
Шрифт:
– Ты не можешь явиться в таком виде!
– Право, папа! Такова Мода, все женщины носят облегающие платья.
– Может быть. Но для молодой девушки оно неприлично. Сними его.
Глаза Леа потемнели, губы сжались.
– У меня нет другого платья. Или я пойду в этом, или не пойду вообще.
Зная дочь, Пьер Дельмас понимал, что переубедить ее не удастся.
– Набрось хотя бы шаль, – капитулировал он.
– У меня есть кое-что получше… Посмотри, что мне одолжила тетя Альбертина. Свою пелерину из чернобурки.
Ее туалет завершали
Молоденькая горничная провела их к заваленному одеждой гардеробу. Под раздраженным взглядом отца Леа сбросила свою пелерину. Все взгляды обратились на нее, когда, опираясь на руку отца, держа сумочку из черно-белого стекляруса, она свободной походкой вошла в гостиную.
– Как ты хороша, Леа! – воскликнула Камилла, одетая в простенькое длинное платье из черного крепа с юбкой в сборку, с белым, скромно украшенным камеей корсажем и рукавами до локтей. – У меня есть для тебя сюрприз. Посмотри, кто у нас.
– Рауль! Жан!
Как ребенок, бросилась Леа обнимать братьев Лефевров. Оба были в военной форме.
– Какое счастье! Что вы делаете в Париже?
– Были в увольнении, – ответил Рауль.
Жан уточнил:
– Возвращаемся на фронт.
– Наш поезд отправляется завтра утром, и мы зашли повидать Камиллу и Лорана, которые и пригласили нас к себе на вечер.
– Мы хотели к тебе зайти, но Камилла сказала, что ты придешь и что тебе надо бы устроить сюрприз.
– Просто замечательно, – с сияющей улыбкой посмотрев на Камиллу, сказала Леа.
– Пойдем, я тебя познакомлю с нашими друзьями.
Леа поочередно начала здороваться с генералом, с полковником, с академиком, с известным писателем, с прославленным художником, с милой женщиной, с двумя дамами зрелого возраста и с… Франсуа Тавернье.
– Снова вы!
– Какой любезный прием! Не могу не узнать вашего обаятельного характера.
Леа решительно повернулась к нему спиной.
– …оборотная сторона не хуже…
Она стремительно повернулась:
– Оставьте ваши грубости!
– Моя дорогая, если женщина надевает платье определенного рода, то не для того, чтобы мужчины замечали лишь его цвет. Вы так не думаете? Справьтесь у нашего дорогого Лорана д'Аржила.
– О чем следует меня спросить? – осведомился Лоран, остановившийся рядом.
– Мадемуазель Леа очень хотела узнать, к лицу ли ей платье и нравится ли оно вам.
– Очень, – пробормотал Лоран. – Извините, кажется, Камилла ищет меня, – сказал он, отходя.
– Вы грубиян! – бросила Леа, обращаясь к Франсуа, который громко расхохотался. Прямо перед подходившим к нему генералом.
– Ну как, Тавернье? Удалось?
– Еще нет, генерал.
Леа направилась к буфету, где Рауль и Жан жарко спорили с ее отцом.
– Мы говорили о родных местах, – сказал Рауль. – Вы когда возвращаетесь?
– Думаю, что побуду здесь еще недолго. Мне хотелось бы прослушать курс
– Да.
– Она согласна?
– О Сорбонне она заметила, что учебный год уже давно начался, но ты можешь остаться на пару недель, если тетушки не возражают.
– Конечно, они согласны. Спасибо, папочка. Ты тоже задержишься?
– Не могу. Я уеду через два дня.
Рауль принес Леа бокал шампанского и отвел в сторону.
– Тебе бы не следовало здесь оставаться. Война вскоре возобновится. Ситуация может стать опасной.
– Уж не воображаешь ли ты, что немцы будут в Париже? Вы же их остановите. Ведь вас же больше?
– Это не имеет отношения к делу. Они лучше подготовлены, их вооружение современнее, а авиация сильнее.
– Может и так, но вы храбрее.
Рауль покачал головой.
– Храбрость, скажу тебе, перед их танками…
– Послушай, я так счастлива тебя видеть. Не порти вечер.
– Ты права. Выпьем за победу и за тебя, нашу красавицу!
Леа, Рауль и Жан прошли в комнату, соединенную двустворчатой дверью с гостиной, где находились гости. Ее стены были заставлены книгами, на каминной доске из белого мрамора стояла великолепная бронзовая фигура всадника, окруженного волками. В камине горел огонь. Леа устроилась в одном из двух стоявших у камина кресел. Братья уселись у ее ног.
Трое молодых людей молча разглядывали мерцающие огоньки. Их убаюкивало потрескивание горевших поленьев, идущее от пламени тепло.
Вот уже несколько минут Франсуа Тавернье с бокалом шампанского в руке приглядывался к ним. Он испытывал инстинктивную симпатию к двум молодым парням, простосердечность и мужество которых были столь очевидны. Его забавляло их увлечение своей кокетливой подружкой, и он задумался о том, что же произойдет, если она вдруг отдаст предпочтение одному из них.
Леа шевельнулась, потянувшись с блаженным мурлыканьем. Ее протянутые к огню руки, плечи, ее лицо были озарены золотистым сиянием, на фоне пламени вырисовывалась тонкая линия профиля. Когда она наклонила голову, стал виден ее ждущий поцелуя или страстного укуса затылок.
Франсуа Тавернье столь резко поднес бокал к губам, что капли шампанского брызнули на его безупречный смокинг. Ему была нужна эта девушка. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь с такой силой желал бы женщину. Что было в ней особенного? Конечно, красива, даже очень красива, но, в общем-то, это был еще ребенок, наверняка еще девица. А его всегда ужасали глупые, сентиментальные и неизменно рыдающие над утраченной девственностью девицы. Эта, впрочем, была явно другой закваски. В его ушах еще звучал ее страстный голос, когда она объяснялась в любви с этим теленком д'Аржила. Если бы с подобными словами она обратилась к нему, он не раздумывая бросил бы ее на диван или утащил на сеновал. Он был уверен в том, что ей бы понравилось тонкое покалывание сеном нежных ягодиц. Его плоть набухла… Придет день, когда она будет ему принадлежать!