Голубой Ютон
Шрифт:
Тимон подошел к нездешней женщине и, с трудом вспоминая забытые слова, робко спросил ее, не потребуются ли уважаемым матронам знаток многих языков. Спросил, естественно, на латыни…
Пока Жван торговался с купцами, Ирина тоже немного прошлась по рынку, попробовала поговорить с некоторыми торговцами. Без особого успеха – с ней и разговаривать-то стали только двое, а остальные просто демонстративно от нее отворачивались. Но и того, что ей сказала эта парочка, похоже, хватило. Когда мужики поволокли довольно тяжелые…
– У нас проблемы?
– У нас проблем нет. И долго, надеюсь, не будет. Но все равно быстро уходим. Больше ничего не покупаем, ничего не продаем. Не знаешь, Надя котел гасила?
– Не гасила.
– Отлично, отплываем сразу как на борт поднимемся. Отойдем километров на двадцать – остановимся, расскажу что узнала. Это не срочно, а вот валить надо побыстрее…
– Если бы мне раньше сказали, что за пять дней добраться из Тулы в Рязань – это невероятно быстро, я бы удивилась… нет, наверное, просто бы рассмеялась – поделилась впечатлениями Юля.
– В любом случае это не наша Рязань, наша километров на пятьдесят выше по реке. Хотя да, мы бы может и час лишний потратили на дорогу. Лично меня больше всего удивило, что этот торг и сейчас уже называется именно Рязанью – ответила Оля.
– Резань он называется, Резань. Я уже раз десять уточняла – Ирина уже успела получить от экипажа почетное звание "граммар-наци" и всеми силами его укрепляла. – И пишется название именно через "е".
– Интересно, хоть один житель Рязани в курсе, как название города пишется? И есть ли среди нынешних рязанцев хоть один грамотный? – усмехнулась Оля.
– Если не считать этого бедного старичка, то я видела по крайней мере двоих – ответила на шпильку подруги Ира. – Двоих из тех двух, с которыми поговорить успела, кстати.
– Интересно, а на каком языке они пишут? – спросила Надя. – Ведь до Кирилла с Мефодием еще лет… много должно пройти.
– Пишут они, по крайней мере то, что я видела, греческими буквами… ну, издали похожими на греческие. А на каком языке – не скажу, я греческого не знаю.
– А старика спросить?
– Деду не помереть сейчас основная задача, потом спрашивать будем. Может, он и соврал что писать умеет… кстати, как он?
– Лучше уже. Надя как раз окуньков наловила, так что пока густым бульоном его поим. Завтра, думаю, можно будет потихоньку и гущи давать… а ты хитрая, увела у местных банку соли!
– Не хитрая, а предусмотрительная. Это Жван хитрый: знал, что наш топор против местного вчетверо дороже будет, а нам не сказал. Ну да ничего, ему всяко потом с нами торговать еще придется, отыграемся. А так хоть по дороге за солью не будем пресной жраклей давиться.
– И сколько нам еще плыть?
– Осталось две тысячи километров… ну, чуть больше. Сейчас световой день почти семнадцать часов, Волга впадает в Каспийское море со скоростью пять километров в час, так что
– Поскорей бы… нам же обратно плыть вдвое дольше – пожаловалась в пространство Ира.
– Будем стараться. Кстати, а почему нам так срочно сваливать-то потребовалось?
– Этот юный идиот Жван сказал торговцу, что топоры наши из волшебного железа сделаны и потому такие прочные.
– Но мы же им топоры уже продали…
– А еще он сказал, что у нас из волшебного железа и корабли сделаны, а на кораблях этих плывут только двенадцать слабых женщин, которых он по пути защищал. Я думаю, что нам стоит патроны все же экономить…
– Ты из-за этого не взяла проводников у Жвана?
– Нет. Думаю, пока не стоит всем показывать и Баскунчак, и даже "Тигра" нашего. Соль они, я специально спросила, откуда-то с Волги возят, причем добывают не очень далеко от Нижнего Новгорода, то есть неподалеку от места впадения Оки. Правда сейчас считают, что это в Оку впадает река Волога… в общем, несколько дней вверх по Волге и далее пешком – но чужих туда не пускают. Соль каменная, поэтому и грязная такая, да и не очень ее там много, нам не интересно будет – тем более пешком по лесу ее тащить. А нам нужно соли очень много.
– Ну тонны полторы-две думаю нам надолго хватит.
– Мы еще килограмм полтораста Жвану за меха отдать должны будем – у них же мехов и на осенний торг припасено немало, но это мелочь конечно. Оля, ты там видела скамейки сбоку?
– Это где зрители сидели? Да, а что?
– Это не зрители, это рабы сидели. Кто хозяев с торга ждал, а кто и на продажу выставлен был. Со второго ряда – это товар сидел. Обратила внимание, что там детей много?
– И женщин… хотя вроде там и мужчины были.
– Больше всего как раз детей. Так вот, ребенок лет до восьми стоит на торге – если в пересчете на соль – где-то полкило. Дальше интереснее: девочки чем взрослее, тем дороже, взрослые – а они становятся взрослыми когда рожать годятся – уже килограмма три, а то и пять, в зависимости от упитанности кстати. А мальчишки почти не дорожают, взрослый парень где-то в килограмм-полтора обойдется. Ну это если он ничего делать не умеет, то есть не ремесленник: не куёт, не строит, не…
– Не ткет?
– Нет, тут пряхи и ткачихи – исключительно женщины, их всех с детства учат. Потому девочки и дорожают с возрастом. Я просто не уточняла, что еще тут сейчас считается суровой мужской работой. Но это не очень важно. Важно что если мы успеем через месяц вернуться, то сможем рабов купить сколько захотим. А через полтора всех может и продадут уже: работорговцы с юга приходят после сбора урожая, ну чтобы два раза не ходить…
– И ты собираешься рабов покупать?!
– Собираюсь выкупать детей из рабства.