Голубые искры
Шрифт:
Граждане Страны Советов, знающие, что все вокруг общее, "наше", отстояв несколько часов в очереди в сберкассу за драгоценной бумажкой на владение кусочком "нашего", растерялись. Подержав в коробочках с документами чеки, двадцать пять процентов народившихся капиталистов поверили призывам вложить их в инвестиционные фонды, отнесли туда чеки и получили взамен красивые бумаги. Девяносто девять процентов этих фондов не принесли владельцам бумаг ни копейки.
Тридцать четыре процента владельцев ваучеров решили продать свою часть недвижимости, подаренной государством.
Яков Петрович вложил свой ваучер в "Хопер" и все потерял.
У дочери появился друг - шустрый, умный парнишка, торгующий на рынке привезенными из Польши китайскими кроссовками. Марина, сменив платье на джинсовую юбку и кожаную курточку, стала ему помогать. Свои ваучеры они случайно продали в Москве по цене, в четыре раза превышающей цену местного рынка. И поняли, что наткнулись на "золотую жилу". Забросив торговлю обувью, они повесили на грудь таблички "Куплю ваучер. Дорого" и расположились в разных концах базара. Большинство граждан, выросших при социализме и веривших в то, что "бродивший по Европе призрак коммунизма" все-таки доберется до России, не верили в будущие капиталистические изменения и тащили на продажу подаренную государством "халяву" - бумажки, которым не было веры. И спешили использовать вырученные рубли: инфляция галопировала, на номинальную цену ваучера - десять тысяч рублей - можно было купить пять пачек стирального порошка.
Якову Петровичу очень не нравилась деятельность дочери и ее друга. Вечерами между ним и молодыми людьми происходили бурные сцены.
Перед поездкой в Москву Марина и Сергей раскладывали на чисто вытертой клеенке обеденного стола купленные ваучеры и оставшиеся наличные деньги, планируя, сколько нужно будет потратить на билеты хотя бы плацкартного вагона, сколько на чай, сколько на бутерброды на вокзалах. Первое время они не стеснялись присутствия в комнате Якова Петровича, прикидывая на бумаге, какой будет "навар" от продажи чеков в Москве на бирже или в одном из банковских фондов, по слухам, работающем на Березовского, там давали за ваучер наибольшую цену.
Однажды Яков Петрович увидел на столе ваучеры со штампом можгинской колонии, исправительного учреждения, где отбывали свой срок наказания заключенные - воры, мошенники, бандиты. Им тоже выдали по кусочку поделенной "Родины" в виде красивой бумажки, не забыв поставить штамп колонии-благодетеля. Кто-то, может быть, "смотрящий" пахан, а может, "гражданин начальник", сумел прибрать эти ваучеры к своим рукам, их вынесли с зоны, и вот теперь пачка их лежала на клеенке стола. Это возмутило Якова Петровича.
– Марина, ты понимаешь, что вы обираете самых обездоленных? Может быть, для кого-то из них эта бумажка должна была стать на воле глотком свежего воздуха, может, это - их последняя надежда на какое-то благополучие в этой жизни! Вам не стыдно?
– Отец, стыдно пусть будет тем, кто довел нас до такой жизни! Ты, орденоносец, бежишь в четыре утра занимать очередь за пенсией в три тысячи рублей: а вдруг денег из банка привезут мало и снова на всех не
А если кто-то променял свой "глоток воздуха" на водку или проиграл в карты - что ж, это его выбор.
– Спекулянты вы!
– Яков Петрович, - вмешался в спор Сергей, -сейчас время умных людей. Сейчас нет спекулянтов, есть бизнесмены. Заводы разваливаются, государство не в состоянии обеспечить людей работой, заработками. Завладеют предприятиями умные энергичные люди - и будет работа, будут заработки.
– Конечно, на лысых головах волосы с шумом и свистом расти будут!
– сердился Яков Петрович и, хлопнув дверью, уходил.
– У тебя же высшее образование, ты же историк, тебя государство выучило, а ты на рынке с плакатом на груди стоишь, людей обираешь!
– пенял он по вечерам дочери, оставшись с ней наедине.
– Отец, о чем я должна говорить детям? О том, что батюшка-царь был благодетель, или о том, что он был кровопийца, и революционеры, именами которых и сейчас названы улицы в Москве, правильно расстреляли его вместе с малыми деточками, мертвых облили бензином и сожгли? Чтобы и духу их на Руси не было. О чем говорить с детьми, отец?
Споры закончились тем, что дочь ушла жить к Сергею: сначала они снимали однокомнатную квартиру, потом купили ее, а когда Марина родила дочь, купили трехкомнатную квартиру. Они успели вложиться и в акции Газпрома: Сергей, узнав, что на Алтае за один ваучер дают шестнадцать акций, в Москве - шестьдесят, в Татарстане - тысячу девятьсот, а в Марий Эл - пять тысяч девятьсот акций, сумел достаточно много скупленных в разных местах чеков выгодно обменять на акции, и теперь Малинины безбедно жили на дивиденды.
Это позволяло им ездить на отдых за границу, учить дочку в престижной школе.
Яков Петрович позднее в печати встретил сообщение, что из девяносто шести долларовых миллиардеров России шестьдесят четыре разбогатели в результате приватизации.
Прохоров считал это несправедливым.
"Кто не успел, тот опоздал", - посмеивался зять.
Яков Петрович принципиально от дочери никаких подачек старался не принимать. Поэтому и свою конуру в хрущевке менять на квартиру в новом престижном районе с помощью денег дочери не соглашался.
– Нам с твоей матерью в свое время эта квартира казалась хоромами. Здесь мы были счастливы.
– Отец, на деньги за патент одного только твоего изобретения на Западе ты до смерти жил бы как у Христа за пазухой. А что тебе государство дало здесь? Эту конуру с совмещенным туалетом да висюльки на грудь. Их на базаре сейчас по цене лома серебра - тридцать рублей за грамм - десятками купить можно. А юбилейные медяшки вообще ничего не стоят. И грамотами вместо обоев стены обклеивают.
– Ты мои ордена не трогай! Умру, тогда можешь идти на рынок и торговать ими по тридцать рублей за грамм - туда, где ваучеры скупали. Если внучка позволит. Все ей отпишу!
– сердился Яков Петрович.