Голубые искры
Шрифт:
– Не будем об этом, отец... Я тебе там яблоки принесла. Сейчас зима, витаминизируйся.
– Ничего мне не надо. Сам куплю. У меня пенсия.
– Ладно, ладно, отец. Купишь. Я пойду: скоро Зина с Генрихом с тренировки вернутся. Об ужине подумать надо.
Дочка ушла. Яков Петрович разделся, натер больную ногу и поясницу пахучим бальзамом, включил телевизор и пристроился на диване. Марина не раз предлагала ему съездить на курорт, полечиться грязями. Она предлагала ему купить путевку и оплатить дорогу. Путевка на Северный Кавказ стоила сорок шесть тысяч рублей. При пенсии в одиннадцать тысяч триста рублей сам он ее купить не мог - она была для него дорога.
Правда, один раз, когда он был почти лежачим от болей в пояснице, Марине удалось отправить его в Ессентуки, по купленной ею для отца путевке. Там, в городской грязелечебнице, он двадцать дней по пятнадцать минут в день нежился в горячей, маслянистой, как солидол, лечебной грязи. Раздевшись догола, он подходил к деревянному лежаку с выемкой для тела, на лежак стелился плотный зеленый брезент, упитанная, сильная баба в ситцевой белой, испачканной грязью и пропахшей потом кофточке, открывала кран, из которого на брезент набегало ведра четыре тестообразной грязи, и командовала: "Ложись!". Яков Петрович, разжав ладошки, которыми он прикрывал свой "стыд", ложился навзничь на лежанку. "Чо жмешься? Убирай руки! Не видала я вас! Таких, как ты, у меня за день по три сотни проходит!". Женщина брала ладошкой в резиновой перчатке порцию грязи, бросала шлепок на "стыд", обмазывала горячей грязью живот, ноги, оставляя свободной только область сердца, закутывала в брезент, ласково похлопывала напоследок по брезенту и уходила: "Лежи".
Грязелечебница была общегородская, здесь не выветрилось еще советское время, здесь голые все были равны.
Но это было уже "новое" время, и Яков Петрович остро чувствовал это. В корпусе санатория "новые русские", здоровые и крепкие, сорили деньгами: рисуясь перед дамами, в кафе барменам оставляли "на чай" до пятидесяти долларов, в их палатах не выветривался запах коньяка и дорогих женских духов. Смех и музыка при проводах кого-нибудь "в Россию" не стихали порою до утра.
Служащие санатория благодарно, в открытую принимали от них подачки, и все происходящее воспринимали как должное. Они научились чувствовать кто есть кто и относились соответственно.
В двухместной палате Якова Петровича пустовала вторая кровать. К нему поселили мужчину лет пятидесяти. Познакомились. Мужчина стал застилать матрас комплектом постельного белья и увидел, что матрас не чист: на нем непросохшие желтые пятна, очевидно, от мочи. Он вызвал санитарку и попросил заменить матрас. Та раскричалась:
– Неделю уже никто на этой кровати не спит. Пятна сухие. Это от прежней стирки.
– Матрасы не стирают.
– После вас, чернобыльцев, и матрасы надо стирать! Напьетесь, как скоты, и начинается энурез у вас. Где я тебе сейчас, ночью, матрас возьму! Видишь ли, пятна нашел!
Вызвали дежурного врача, и та, раздраженная "капризом" приезжего, которому и путевку-то дали бесплатно, все же распорядилась поселить его в другой палате. Там жил татарин, тоже ликвидатор чернобыльской аварии. Он радостно встретил приезжего, достал бутылку водки, и они по случаю знакомства выпили, закусив яблоками, лежащими на столе. Санитарка принесла постельное белье - застелить кровать приезжему, увидела бутылку и стаканы на столе, снова вызвала врача, та составила акт нарушения санаторного режима и на утро на доске объявлений висел приказ главврача о досрочной выписке обоих ликвидаторов чернобыльской аварии из
Матрас в палате Якова Петровича на следующий день заменили. Яков Петрович сказал при этом санитарке, что в палате над ним каждый вечер пьянки, музыка, люстра на потолке трясется от танцев. Почему же их не выписывают?
– Там люксовые номера. В них и холодильники для коньяка и напитков есть, и столовые приборы. Почему бы и не погулять отдыхающим там? Они хорошие денежки заплатили. Они на матрасы не сикают.
После курорта Яков Петрович три года чувствовал себя хорошо: спина не болела, нога тоже, даже трость забросил на антресоль. Но в последние годы боли стали мучить вновь. Дочка снова неоднократно предлагала купить для него путевку, но он упорно отказывался.
– Не для нас теперь курорты. Я уж как-нибудь мазями, да вот корень лопушка распарю, к ноге привяжу...
Но корень лопушка помогал мало. И вот сегодня спина и нога просто разламывались от боли. "Съездить еще раз на грязи, что ли? В старые времена в Завкоме предложили путевку - взял бы. За тридцать процентов от стоимости. Остальное бы государство, как всегда, заплатило. А сейчас государство и чернобыльцам-то в путевках отказало. Придумали какую-то "денежную компенсацию". Копейки... Марина купит путевку. Просить только стыдно. Предложит - соглашусь", - думал Прохоров, ворочаясь на узеньком диване. Уходить на кровать не хотелось: по телевизору шла трансляция хоккейного матча ЦСКА - "Трактор". Счет был 3:2, Яков Петрович болел за "Трактор" и надеялся, что будет ничья и дойдет до буллитов. ЦСКА выиграл. Прохоров выключил телевизор и ушел на кровать. Не спалось.
"Опять, наверное, какие-нибудь магнитные бури от вспышек на солнце... А путевку купить попрошу. Не обеднеют. Только, может, с зятем лучше поговорить: дочь официально не работает, как бы сама у него "на шее" висит. Правда, семейными-то деньгами в основном она и ворочает. Но Сергею будет приятно, что я к нему подойду", - думал Яков Петрович.
Зять, помимо владения большими пакетами акций, успешно играл на бирже: продавал и покупал акции, ему постоянно звонили его брокеры, иногда он хвастал тестю, что за вечер "поднял" сто тысяч.
Кроме того, он имел в городе сеть автомоек, на них могли провести диагностику, мелкий ремонт автомобиля, могли поменять масло в двигателе, долить тормозную жидкость. Автосервис тоже приносил немалый доход хозяину. Сергей, помимо основной бухгалтерии, чтобы минимизировать сумму налогов, как и большинство предпринимателей, имел еще свою, "черную" бухгалтерию. Ее вела Марина. Она была в курсе всех дел мужа, дома у них имелся вделанный в стену и замаскированный отъезжающей книжной полкой сейф с документами "не для чужих глаз" и наличными деньгами. Шифр от сейфа знали оба.
Зазвонил домашний телефон. Яков Петрович не любил сотовые телефоны: различные "мобильники", "смартфоны", дочь надарила их несколько, но пользовался он ими редко: забывал подзаряжать, и они так и валялись в его куртках мертвым грузом. Но старый домашний телефон он ценил: его поставили еще в советское время по личному распоряжению директора завода. Телефонные номера в то время были в дефиците, иметь телефон было престижно, а лучшему токарю завода его поставили вне очереди, и он этим гордился. Соседи по дому приходили к нему позвонить в скорую ли, дочке-студентке в другой город. И благодарили за предоставленную услугу. Ему это было приятно. Он никому не отказывал.