Гомер
Шрифт:
исключительно пародией и сатирой. Но здесь, конечно, мы находим свободно поэтическое,
весьма эмансипированное, совершенно светское изображение любовного свидания
верховных божеств. От старинного хтонического мифа здесь остался только общий
сюжетный контур; но вся мотивировка и весь художественный стиль, конечно, относится
уже ко временам героизма и притом героизма перезрелого, изнеженного и избалованного.
В том, что Гера гремит громом вместе с Афиной (XI, 45)
(XV, 26 сл.), или заставляет само солнце заходить раньше положенного часа (XVIII, 239),
или сотрясает Олимп одним своим движением на троне (VIII, 198 сл.), во всем этом
необходимо находить очень яркие черты древнего хтонизма. Когда Гера является со Сном,
и, одевшись в облака, они движутся по земле, то под их ногами колеблются целые леса
(XIV, 284 сл.). Сон советует ей во время клятвы коснуться одной рукой земли, а другой
моря (271-273). Когда конь Ксанф говорил человеческим голосом с Ахиллом, то этот голос
вложил в него не кто иной, как именно Гера (XIX, 107). Кричит она, превратившись в
смертного мужа, как 50 человек одновременно (V, 784-786).
Подобного рода тексты о Зевсе и Гере в корне разрушают традиционное и довольно-
таки пошлое представление об этих верховных божествах как о красивых пластических
изваяниях типа Фидия, Праксителя или Поликлета. Кто внимательно читает Гомера, тот
думает о Зевсе и Гере немного иначе.
На фигуре Зевса остановимся несколько поподробнее и попробуем исследовать,
каким образом его древние хтонические функции переплетаются с позднейшими
героическими. [289]
Несмотря на свою внутреннюю связанность с героическим миром и даже на его
возглавление, Зевс у Гомера кое-где все же обнаруживает свои очень древние черты. В
«Илиаде», XVI, 233-238 Ахилл молится Зевсу Додонскому или Пеласгийскому, который
вообще является в Греции одним из древнейших и чисто хтонических Зевсов: Ахилл
говорит об его пророках Селлах, не моющих своих ног и сидящих на земле; но он мог бы
также еще прибавить и о дубе, в котором обитал Зевс и с которым он первоначально
отождествлялся, о голубках в его ветвях и ворковании ими пророчеств, о ручье около этого
дуба, тоже дававшем пророчества своим журчаньем. О вещании додонского дуба читаем
также в «Одиссее», XIV, 327 сл., XIX, 396 сл.
Современный немецкий исследователь В. Кульман в своей работе о вступлении к
«Илиаде»13) проводит удачную мысль относительно того, что слова (Ил., I, 5) «свершалось
решение Зевса» указывают на догомеровскую концепцию Троянской войны как возникшей
в результате просьб Геи к Зевсу об уменьшении числа
читателю этого начала «Илиады» не может прийти в голову, что речь здесь идет о решении
Зевса наказать троянцев за обиду, нанесенную Ахиллом Агамемнону. Ведь весь этот
эпизод о Фетиде и Зевсе содержится только в дальнейшем развитии действия; и он не
может иметься в виду в самом начале «Илиады», где говорится о Троянской войне вообще.
Кроме того, всем известно, что после этого обещания Зевса Фетиде урон терпят вовсе не
только одни ахейцы, но не меньше того и троянцы. Можно привести достаточно текстов,
указывающих именно на намерение Зевса губить и тех и других:
Ил., II, 3 сл., 37-40, XI, 52-55, XII, 13-18, 20-23, XIII, 222-227, XIX. 86-88, 270-274,
XX, 21. Косвенные указания на «решение Зевса», которые отчасти можно оспаривать: II,
110 сл., IX, 17 сл., XII, 231 сл., XIV, 69 сл., XXII, 208 сл. Ср. VIII, 69, XVI, 658, XIX, 223.
Таким образом, уже первые строки «Илиады» свидетельствуют о том, что Зевс
должен рассматриваться не только как бог героизма, но и как божество, еще достаточно
близкое к Земле или во всяком случае как такое, которое из-за просьбы этой Земли готово
уничтожить несметное количество героев.
У Гомера нередко попадаются указания на разные знамения Зевса, тоже
свидетельствующие об его хтонизме, хотя уже и не в прямом смысле.
Таковыми знамениями являются: молния и гром, с которыми раньше он был только
тождествен, – Ил., II, 350, VII, 478, IX, 236, X, 5, XIII, 242, XV, 377, Од., XX, 101, XXI, 413;
радуга – Ил., XI, 27, XVII, 547; падающие звезды – Ил., IV, 75 сл.; птипы, а именно орел; –
Ил., VIII. 247 сл., [290] XII, 200, XXIV, 314, Од., II, 146, и вообще разные знаки без их
уточнения – Ил., IV, 381, Од., XVI, 320. В двух местах, Ил., XII, 25, Од., XIV, 457,
говорится: «Зевс дождит», что можно понимать даже и фетишистски, т. е. как прямое
отождествление Зевса с дождем. Вообще же и дождь, и гром, и молния, и все
метеорологические явления в основном трактуются у Гомера уже как то, что подвластно
Зевсу, но отнюдь не является самим Зевсом и даже не является его знамением.
В этом смысле Зевс трактуется у Гомера как: бог солнца или светлого неба,
протекания года и суток – Ил., XIII, 837, II, 134, Од., XII, 399, XIV, 93, XV, 477; живущий в
эфире – Ил., II, 412, IV, 166, XV, 523; бог облаков или туч – Ил., II, 146, V, 522, XVI, 297,
364, Од., V, 303, IX, 67, XII, 313, 405, XIV, 303, XVI, 264, XX, 104; бог дождя – Ил., V, 91,