Гомер
Шрифт:
свое развитие только в эпоху эллинизма. У Гомера ясно сказано только об Орионе,
охотнике, похищенном Эос-зарей и за это убитом Артемидой и впоследствии вознесенном
на небо (Од., V, 121-124). Поскольку «мощь Ориона» сопоставлена на щите Аполлона
вместе с Плеядами, Гиадами и Медведицей (Ил., XVIII, 485-489), можно предполагать, что
уже в гомеровскую эпоху все эти фигуры были связаны между собой мифологически, а
именно, что Орион охотился [300] за разными
Медведицы. Интересно также и то, что Орион одновременно имеется и в Аиде, где он
тоже продолжает охотиться за разными животными (Од., XI, 572-575). Это то же самое,
что и Геракл, который, с одной стороны, находится в Аиде, а с другой стороны, находится
на Олимпе вместе со своей небесной супругой Гебой. Здесь воочию можно наблюдать
основную тенденцию эпоса совмещать разные мифологические эпохи в одном и едином
мифологическом комплексе.
Вообще же относительно слабой мифологии неба у Гомера необходимо сказать, что
она явилась у него результатом огромного развития абстрагирующего мышления,
потому что времена прямого и непосредственного небесного фетишизма для Гомера уже
ушли в отдаленное прошлое; и демоны небесной и поднебесной области уже слишком
отделились от этих областей, чтобы эти последние продолжали трактоваться как
самостоятельные божества.
Спускаясь ближе к земле, мы встречаемся с ветрами. И здесь гомеровское
очеловечивание доведено до крайности. Формально имеется бог ветров Эол. Но если мы
прочитаем рассказ Одиссея об его известном приключении с Эолом (Од., X, 1-76), то
найдем здесь очень много странного. Прежде всего Эол вовсе не бог. Он только мил богам
(2), и Зевс сделал его стражем над ветрами (21 сл.). Во всем остальном это самый
обыкновенный земной царь, живущий на своем собственном острове и со всеми
особенностями развитого героического быта. То, что Эол прячет ветры в мешок и отдает
его Одиссею, как и вся последующая история со вскрытием этого мешка, поднявшейся
бурей, возвращением Одиссея к Эоду и изгнанием Эолом Одиссея за ненавистность богам
производит впечатление сказки: Гомер здесь верен себе – воспользовавшись всеми
мотивами социального развития, начиная от кровнородственной семьи и кончая
героическим бытом, Гомер превратил все это в забавную сказку, чтение которой уже очень
мало говорит о реальности характеризованных здесь персонажей, а больше об их худо
жественной занимательности.17)
Из отдельных ветров у Гомера выступает свирепствующий северный
Его зооморфическое прошлое отмечено в посещении им лошадиных стад и порождении
им от чтмх лошадей чудесных коней, могущих мчаться по верхушкам колосьев созревшей
нивы и по морским волнам (Ил., XX, 221-229). Обычно же он выступает у Гомера просто
как бурный северный ветер. Южный ветер Нот, юго-восточный Мм р, равно как и
западный Зефир, у Гомера упоминаются как ветры, в которых нет ничего божественного и
нет ничего антропоморфного. [301]
в) Наземные божества. Спускаясь на землю, мы прежде всего встречаемся,
конечно, с Деметрой, которая, хотя и живет на Олимпе и считается олимпийской богиней,
тем не менее мыслится у Гомера как богиня земледелия (Ил., V, 499-501, XIII, 321).
Находясь в кругу героических божеств, она – русокудрая (V, 500), сестра Зевса, с
прекрасно заплетенными косами (XIV, 326), мать Персефоны (Од., XI, 217). Тем не менее
роль этого образа у Гомера совершенно ничтожная ввиду превалирования военных и
семейных тем в обеих поэмах.
Роль Диониса у Гомера тоже самая ничтожная. Да это и не могло быть иначе. Это
божество со своим диким оргиазмом, со своими буйными и безумными вакханками, со
своими субъективными исступлениями, было совершенно чуждо светлому, веселому,
жизнерадостному, а часто даже легкомысленному и вообще говоря светскому Гомеру. Тут
могли быть только рудименты каких-нибудь отдаленных оргиастических представлений,
либо едва заметные ростки нового культа Диониса, разыгравшегося в Греции уже после
сформирования основного костяка гомеровских поэм. Более или менее подробный
дионисовский миф мы находим только в Ил., VI, 130-140, где рассказывается о
преследовании младенца Диониса и вакханок Ликургом, сыном Дрианта, о бегстве
Диониса в море, об ослеплении Зевсом Ликурга и об его жалкой смерти. На фоне
гомеровских поэм этот рассказ ощущается как совершенно инородное тело. Еще говорится
о рождении Диониса, «радости людей», Семелой (XIV, 318 сл.) и об убиении Артемидой
Ариадны, невесты Диониса (Од., XI, 321-325). Чаша, в которой покоились кости Ахилла и
Патрокла, – дар Диониса Фетиде и работа Гефеста (XXIV, 72-75). Здесь, очевидно, уже
имеется в виду связь Диониса с вином. Андромаха волнуется подобно менаде (Ил., XXII,