Гомер
Шрифт:
и всецело преданного земным, хотя и весьма значительным интересам.
К сфере монументальности относятся у Гомера не только герои и их подвиги, но и
вся их окружающая бытовая жизнь. Так как эта последняя изображается в контексте
героической жизни, то и она никогда не может быть у Гомера низменной или мелочной.
в) Снижение монументальности. В связи с наличием у Гомера разновременных
ступеней социально-исторического
многих местах теряют свой строгий характер и заменяются новыми чертами, которые
весьма далеки и от традиционности и от монументальности. Можно даже сказать, что эти
два принципа художественного стиля Гомера находятся у него в наиболее заметном
движении и чаще других приходят к своей прямой противоположности.
Например, вся основная тема «Илиады» выдержана отнюдь не в тонах
монументальных, а скорее в тонах сниженных. Можно считать основной темой «Илиады»
гнев Ахилла. Но Ахилл гневается из-за пустяка, ничтожного в сравнении с величием [162]
того дела, ради которого он прибыл под Трою. Ахилл бросает сражение только из-за того,
что главнокомандующий отнял у него его пленницу. В другую историческую эпоху за
такой уход с фронта он был бы строго наказан. В «Илиаде» же за Ахиллом ухаживают, его
уговаривают, а он упорствует даже тогда, когда им уже получено достаточное
удовлетворение. В дальнейшем он возвращается к сражению. Но это возвращение
происходит не от раскаяния или в силу какого-нибудь принципиального решения, но
продиктовано жаждой мести за погибшего друга. Ничего особенно монументального в
этом нет. Ссора Ахилла с Агамемноном и употребляемые ими бранные слова, решение
Агамемнона отправляться на родину и всеобщая радость по этому поводу, насильственное
возвращение бегущих к кораблям греков, история с Ферситом и т. д., не говоря уже о
поведении богов, их пороках, ссорах, – все это мало способствует монументальности, все
это скорее снижает стиль Гомера. Эти черты снижения эпического стиля не укрылись от
Белинского, несмотря на его восторженное отношение к Гомеру. Белинский пишет (т. VII,
стр. 41, 1955 г.):
«...в поэме поэм «Илиаде» не только люди, но и боги ругаются друг с другом не
лучше героев повестей Гоголя. Так, например, в XXI песни Арей называет Палладу
«наглою мухой», а Гера-богиня Артемиду-богиню «бесстыдною псицей», или, говоря
проще, – «сукою». Скажут: это недостатки поэзии грубых времен: старые песни! Не
недостатки, а верное, изображение современной действительности, с ее бытом и ее
понятиями».
Таким
вполне трезвое и критическое.
10. Отсутствие мелочей в эпосе, наивность. Этот принцип тоже с полной
необходимостью вытекает из нашего общего первого принципа о примате общего над
индивидуальным. Если в эпосе имеет значение только общее и если оно всерьез сплошь и
рядом становится на место индивидуального, то оно всюду несет с собою и свойственную
ему широту, свободу от мелочей, величавость.
Это не значит, что в эпосе никогда не изображается ничего мелкого, маленького или
незначительного. Наоборот, весь эпос усыпан этими мелочами. Но самое важное
заключается в том, что ни одна из этих мелочей не изображается в эпосе в своем
отъединенном изолированном виде.
Всякая мелочь в эпосе изображена в свете общего, дана в окружении героической
жизни, несет на себе печать великих исторических событий, приведших к подобного рода
героическому быту. Поэтому, хотя Гомер и упивается изображением всякого рода мелочей
(одежды, дворцов, домашней утвари, оружия), тем, не менее у него нет ровно ничего
мелкого, обыденного и обывательского. Как у него монументальна вся героическая жизнь,
как величавы герои и события, точно таким же образом [163] значительна, интересна и
величава у него всякая вещь, как бы она мала ни была.
Укажем еще на одну эстетическую категорию, которая тоже играет существенную
роль в теории эпического стиля. Это категория наивного.
Наивное как эстетическая категория означает не просто недомыслие, не просто
неумение разбираться в фактах и принимать черное за белое. Наивное в эстетическом
смысле есть действительно оперирование с отдельными фактами, большими или малыми;
однако эти факты всегда несут здесь на себе печать больших и глубоких закономерностей
жизни, печать того, что обобщает их и выводит из состояния взаимной изоляции. Но
наивный субъект не понимает того обстоятельства, что он оперирует не просто с
отдельными фактами, но именно с большими и общими закономерностями этих фактов. А
так как эпический субъект как раз мало размышляет об общих закономерностях жизни, то
это и значит, что эпический субъект есть наивный субъект. Здесь перед нами наивное
сознание. Об общих закономерностях жизни оно знает только бессознательно.
11. Уравновешенно-созерцательное спокойствие эпоса.