Гончаров и криминальная милиция

Петров Михаил

Ренат торчал за углом, и, как только сделка состоялась, он подкатил к Шаврину и потребовал у него деньги. Да только не на того он нарвался, Санек это не я, он не стал с ним долго лясы точить, а в несколько приемов положил его на асфальт. Потом выдал мне пару затрещин и спокойно укатил домой. А когда Ренат пришел в себя, то уже в порядке компенсации меня изметелил. Он сказал, что я заранее договорился с Шавриным и мы все специально подстроили. И еще он от меня потребовал, чтобы я снова наладил наши отношения с Санькой, потому что, говорит, еще не вечер, завтра тоже кушать захочется.

А как я налажу отношения, когда Санька понял,

что я его под Рената подставил. Однако делать мне было нечего, Ренат висел у меня над душой. Мне пришлось опять идти с Шавриным на контакт. Я подловил его возле подъезда, и мы крупно побазарили. Я потребовал у него всю свою долю сполна, а он сказал, чтобы я забыл к нему дорогу и что с дядей Лешей он больше дела иметь не хочет, потому что нашел покупателя повыгодней. Я передал наш разговор сначала Ренату, а потом и дяде Леше. Кто из них разозлился больше, я не знаю, но побил меня Ренат. Он велел, чтобы я теперь постоянно следил за Шавриным. Он сказал, что рано или поздно, но он должен вывести нас на своего покупателя, и тогда мы обрубим ему концы. Вот я и начал следить. Бросил занятия и ходил за ним по пятам. Попадаться ему на глаза я боялся, а угрожал только тогда, когда неподалеку был Ренат. Но все равно в конце ноября он меня избил, когда я попался ему на глаза после того, как он сдал печатку какому-то мужику в темных очках.

Я рассказал об этом Ренату и дяде Леше, и они решили, что пора с Шавриным поговорить серьезно. Двенадцатого декабря мы подкараулили его в подъезде, вырубили и затащили в "Ниву" дяди Леши, который поджидал нас у соседнего подъезда. Потом мы отвезли его в Калашевку к Ренатовой бабке и бросили в погреб. Вот и все, больше я ничего не знаю. Ренат сказал, чтобы я лег на дно и ждал от него сведений. И еще он предупредил, что если я кому-нибудь проболтаюсь, то получу перо в ребра. Я стал ждать его звонка, но никаких сведений я больше от него не получал и вообще его не видел. Дядя Леша тоже перестал звонить.

– Почему же ты думаешь, что Санька еще жив?
– нетерпеливо задал я вопрос.

– Потому что когда мы его бросили в погреб, то решили его не бить, а все побрякушки забрать мирно и цивилизованно. Короче, мы надеялись, что скоро ему надоест там сидеть, он созреет и сам нам все отдаст. Дядя Леша так и сказал - никуда он не денется, сам все выложит, и нечего его пытать, топтать твою графиню мать!

– Что?!
– кастрированным буйволом взревел Ухов и, резко ударив по тормозам, бросил машину на заснеженный отвал обочины.
– Что?! Я не ослышался? Как он сказал? Ну-ка, повтори еще раз!

– А что?
– опять испугался до синевы Димка.
– Он нам сказал, никуда он не денется, сам все выложит, и нечего его пытать, топтать твою графиню мать.

– Черт побери, Иваныч, кажись, ты прав!
– позабыв о конспирации, во всю свою глотку заорал Макс.
– Все нити собраны в один кулак. Диман, если обгадишь мне машину, я тебя заставлю вылизывать ее языком. И не только внутри, но и снаружи. Говори, какого цвета "Нива" у твоего дяди Леши?

– Красная.

– Красная? Это просто замечательно, я тебе все прощаю, - бурно выразил свой восторг Ухов.
– Иваныч, хочешь я скажу тебе фамилию этого самого дяди Леши?

– Скажи, только не прыгай, сейчас автомобиль развалится.

– А фамилия у этого дяди Леши самая что ни на есть немудрящая. Петров его фамилия, Алексей Петров. Организатор угона машин

и ограбления зубного кабинета.

– Поезжай. А почему ты так в этом уверен?

– Потому что, когда я позавчера гасил его в красной "Ниве", единственное, что он успел сказать, так это: "Ты чё? Топтать твою графиню мать". Скажи мне, тебе раньше приходилось слышать такое цветистое и образное выражение?

– Нет, сегодня услышал впервые, и оно мне не понравилось.

– Вот и я не слышал. Куда теперь, Диман?
– въезжая на центральную деревенскую улицу, спросил он.
– Где живет бабка твоего Рената?

– Еще метров двести, и повернете направо в переулок. У нее предпоследний дом с левой стороны.
– Усердно тыча пальцем, юноша определял нам маршрут следования.
– Но у нее во дворе злая собака, в избе ружье, а сама она ненормальная.

– Это нам уже понятно, нормальный человек в своем доме такого бы не допустил. Как ее зовут и кто, кроме нее, проживает в доме?

– Ренат говорил, что она живет одна, а зовут ее баба Рая.

– Понятно, а ружье-то у нее стреляет или просто так висит?

– Этого я не знаю. Если можно, то я вообще не выйду из машины.

– Да куда уж тебе, - усмехнулся Макс.
– Навоза в деревне и без тебя хватает. Где у нее расположен погреб и как нам удобнее до него добраться?

– Сразу за домом, идти надо мимо дома по дорожке. Она одна.

В ноль сорок пять мы остановились напротив дома, где, если верить словам Дмитрия, мог томиться Александр Шаврин. Едва мы вышли из машины, как приглушенное собачье рычание предупредило нас, что пес добросовестно выполняет свои прямые обязанности. Был он самой простой деревенско-дворовой породы, но внешность имел грозную, а морду серьезную и решительную. Просто так он не брехал, но во вкрадчивом его рычании слышалось что-то очень неприятное. Впрочем, продолжалось оно недолго. Приличная порция газа надолго отбила у него всякое желание вступать с нами в конфронтацию. Конфликт был улажен в считаные секунды. Его лапы расползлись в стороны, а сам он завалился на бок, сохраняя зловещую улыбку.

Хуже обстояло с бабой Раей. Травить ее газом было как-то неудобно, хоть и ненормальный, но все же человек. Правда, этот человек вполне мог вколотить в наши животы по увесистой порции дроби, а этого бы нам не хотелось.

В окне, как мне показалось, мелькнуло что-то белое, а посему действовать нужно было скоро и решительно. Отбросив сорванную с петель калитку, мы в два прыжка оказались во дворе и тут же разделились. Я подскочил к окну и выблызнул его заранее приготовленной лопаткой, а Макс в это время высаживал входную дверь. Я ожидал, что вот-вот начнется пальба либо сумасшедшая старуха с дробовиком наперевес выпрыгнет в окно, но ничего такого не произошло, просто в доме зажегся свет и испуганный старушечий голос закричал:

– Ренатка, зачем такой делают? Твои друзья хулиганят. Я милицию звать буду. Ты уходи отсюда домой. Мне покой нужен, спать надо. Окно бьют. Дверь стучат. Уходи.

В окошко я заглянул как раз в тот момент, когда Ухов вышиб дверь и недоуменно остановился у порога. Я его понимал, было чему удивляться. Вместо сумасшедшей бабки с винтарем на изготовку посреди комнаты стояла маленькая толстая старушка в ночной рубашке и наброшенной впопыхах кофте. Она испуганно смотрела то на Макса, то на мою рожу, торчащую из окна, а то на лежащего на диване парня.