Гончие Габриэля

Стюарт Мэри

– Вполне возможно, - кивнул Хамид, и я толком не поняла, был ли его суховатый тон свидетельством того, что он задумался о подчеркнуто экономной манере, в которой здесь велось хозяйство, или же мысли его занимали золотые часы Лесмана.
– Я ничего не предлагаю, но на душе у меня почему-то нелегко.

– У меня тоже. И если он действительно курит марихуану, то есть гашиш...
– я глубоко вздохнула.
– Что ж, решено, буду настаивать на своем, что бы он ни сказал. Мне ужасно неловко, что заставила вас вытерпеть все это, причем так покорно.

– Вы платите мне за машину и за время. Неважно,

как я провожу его, а кроме того, сидя здесь и покуривая, я экономлю бензин.

Я рассмеялась:

– Что ж, не лишено смысла. Вы правы, я должна ее повидать. Если понадобится, то я все подниму здесь вверх дном, но своего добьюсь.

– В этом нет необходимости.

Я прямо подскочила на месте, потому что совсем не слышала, как вернулся Лесман. Следом за ним шел Джасем. Молодой человек быстро шагал по тенистой стороне галереи, и вид у него был такой, словно он спешил. Или, подумалось мне, только что имел весьма напряженный разговор с хозяйкой. От сонливости его не осталось и следа, напротив, он казался даже оживленным.

– Ну как, примет она меня?

– Да, примет, но, боюсь, произойдет это лишь поздно вечером.
– Он сделал извиняющийся жест.
– Я испробовал все, что мог, чтобы уговорить ее, но я ведь предупреждал вас, что сегодня у нее неудачный день, так что особенно и надежды не было. Недавно у нее был приступ бронхиальной астмы ничего страшного, только потом она, бывает, страдает от бессонницы. Она и слышать не хочет о том, чтобы пригласить доктора со стороны, а поскольку у нас еще с прошлой осени сохранился старый рецепт - она тогда лечилась от того же недуга, - я не стал настаивать. В некотором смысле она страдает не столько от самой болезни, сколько от принимаемых лекарств. Они действуют на нее угнетающе. Сказать по правде, сообщение о вашем приезде заметно ее взбодрило.

– Великолепно. Обещаю не утомлять ее.

– Вы договорились с шофером? Я сейчас распоряжусь насчет комнаты для вас, а потом вернусь к хозяйке.

– Все в порядке. Хамид утром заедет за мной.

– Прекрасно, - произнес он таким тоном, словно это действительно его обрадовало.
– Что ж, пойдемте со мной, а Джасем пока проводит шофера до ворот.

Прощаясь с Хамидом, я перехватила на себе взгляд Джасема, и мне показалось, что он смотрит с какой-то жадной тоской, словно хочет и меня заодно выставить за порог. Однако он тут же зашаркал в тень, и Хамид, на прощание махнув мне рукой, пошел следом за ним.

Лесман повел меня в противоположном направлении, в глубь здания.

– Значит, ее не пришлось особо уговаривать?
– спросила я.

– Отнюдь, - признал он, - как только она поняла, кто вы такая. Надо сказать, вас она действительно почти не помнит, но теперь горит желанием повидаться.

– В общем-то я это допускала. Острое, жгучее любопытство, так я полагаю?

Он поднял на меня явно удивленный взгляд:

– Э... да, пожалуй, можно и так сказать. А вы против?

– Да нет, отчего же? Важен не мотив, а результат. Ведь она же согласилась принять меня, так что все нормально. В этом и заключалась главная цель моего приезда в Дар-Ибрагим. Или вы думаете иначе?

– Я... нет, конечно, - смущенным тоном проговорил он.

– Да в чем дело? Ради Бога, скажите, вас это как-то шокирует?

–

Нет, но... вы очень необычная девушка, правда.

– Потому что настаиваю на собственном мнении и не считаю, что родственники обязательно должны сюсюкать друг с другом, вне зависимости от того, нравится им это или нет? В этом нет ничего необычного, просто большинство людей не хотят этого признавать.
– Я рассмеялась.
– Да, я хочу поступать по-своему, однако признаю и за другими право на такое же поведение. Пожалуй, в этом заключается единственный принцип, которому я следую.

– А как быть, если другие люди желают поступать иначе?

– О, если уж я действительно что-то задумаю, то - полный вперед и чихать мне на вражеские торпеды. Впрочем, я всегда открыта для спора. Кстати, где вы собираетесь меня разместить?

– В гареме.

– Что ж, значит, окажусь на полагающемся мне месте, не так ли? Под замком?

– Почти. По крайней мере, на окнах есть решетки.
– Он улыбнулся, причем улыбка получилась неожиданно милой.
– Просто это лучшее место во всем дворце, уверяю вас... Мы, возможно, в чем-то неприветливые хозяева, но раз уж допустили гостя в дом, то все должно быть как полагается. Первоклассные удобства, компенсирующие дефицит гостеприимства. Вам известно, что леди Хестер Стэнхоуп подразделяла своих гостей на разряды в зависимости от их статуса. Насколько я слышал, третьеразрядные посетители довольно скверно проводили ночь.

– Это на нее похоже. Очень мило с вашей стороны причислить меня к высшей категории даже после всех тех хлопот, которые я вам причинила.

– Бог ты мой, да разве это хлопоты? На самом деле я искренне рад тому, что вы остались. Ваша бабка не единственный человек здесь, который любит компанию... Она просто камень сняла у меня с души, поскольку мне никак не улыбалась перспектива ссориться с вами. Убежден, что ваш визит как ничто иное пойдет ей на пользу. По правде сказать, я не перестаю думать, как было бы здорово, если бы ей удалось неожиданно очаровать вас и уговорить задержаться здесь на несколько недель - тогда уже вам пришлось бы сидеть рядом с ней и в три часа ночи вслух читать Коран, тогда как я смог бы нормально поспать.

– А вам приходится и этим заниматься?

– Я знал, на что шел. Так как, предложить ей подобный вариант? Как долго вы сможете у нас погостить?

– Я скажу вам об этом утром.

Он засмеялся и толкнул рукой чуть покосившуюся деревянную дверцу, располагавшуюся под поросшей травой аркой.

– Вот сюда, - проговорил он, увлекая меня за собой.

ГЛАВА 4

И так же сад подле воды цветет...

Омар Хайям. Рубай

– О!
– воскликнула я и остановилась как вкопанная. Лесман притворил за собой дверь и встал рядом со мной:

– Нравится?

– Нравится?!
– У меня даже дыхание перехватило.
– А что здесь раньше было?

– Всего лишь сад гарема. Боюсь, сейчас он в крайне запущенном состоянии.

Так оно, конечно, и было, но именно в этом заключалась его главная прелесть. После бесчисленной череды иссушенных солнцем камней и пыльных развалин, на протяжении всей второй половины дня томивших мой взор, буйство зелени и цветов в сочетании с блеском прохладной воды казалось настоящим великолепием.