Гончие Габриэля

Стюарт Мэри

Старик замер в нерешительности, и Хамид продолжал:

– Я из Бейрута, меня зовут Хамид Халиль. Я привез эту молодую леди, чтобы она повидалась с твоей хозяйкой. Мы знаем, что она не принимает посетителей, но эта молодая женщина - англичанка, и она дочь сына брата твоей госпожи. Поэтому пойди и скажи госпоже, что мисс Кристи Мэнсел приехала из Англии, чтобы повидаться с ней. Мисс Кристи Мэнсел привезла привет госпоже от ее родственников в Англии.

Привратник туповато глазел на него и, казалось, ничего не слышал. Я даже подумала, что он и в самом деле глухой, но потом заметила на себе его взгляд и скользнувшее в мутноватых глазах зарождающееся любопытство. Однако

и после этого он лишь покачал головой и из его рта снова понеслись странные сдавленные звуки, которые, как я только сейчас поняла, были результатом его отчаянных потуг преодолеть жестокий дефект речи.

Хамид глянул на меня и выразительно пожал плечами:

– Получается, нам сказали по меньшей мере половину правды. Действительно, никакой связи с внешним миром. Этот человек, можно сказать, немой. Однако не думаю, что также и глухой, ибо должен же у него существовать какой-то способ передачи своих сообщений. В общем, отчаиваться рано.

– Да я и не отчаиваюсь.

Он рассмеялся и повернулся к старику, который что-то угрюмо бормотал себе под нос, одновременно предпринимая робкие попытки затворить дверь, чему продолжало противостоять плечо (а теперь и нога) молодого человека. Хамид повысил голос и снова заговорил, на сей раз уже более резко. Даже несмотря на отсутствие предварительного перевода я без труда уловила смысл сказанного:

– Слушай, хватит играть с дверью. Мы не уйдем до тех пор, пока ты не доложишь о нашем приходе. Или не пришлешь кого-нибудь, с кем можно было бы нормально поговорить... Ну вот, так-то лучше! Усвоил, наконец? Мисс Кристи Мэнсел - дочь сына брата хозяйки, и она приехала из Англии, чтобы повидать ее хотя бы на несколько минут. Это тебе понятно? А теперь иди и доложи о нас.

Не оставалось никаких сомнений в том, что старик все слышит. Теперь на его лице, дернувшемся вперед на жилистой шее, отразилось откровенное любопытство, хотя он по-прежнему не шевельнул и пальцем и явно не намеревался отойти в сторону и пригласить нас внутрь. Он, как заведенный, качал головой, что-то мычал Хамлду и держался за дверь с выражением, как мне показалось, смеси упрямства и страха на лице.

Чувствуя неловкость и досаду, я решила вмешаться:

– Послушайте, Хамид, а может, не надо?.. Я имею в виду, вот так настаивать... Ему, очевидно, строго-настрого приказали, и он до смерти боится ослушаться. Может, мне просто передать ей записку?

– Если мы сейчас, уйдем, то вы уже никогда туда не попадете. Насколько я понял, он что-то сказал про доктора. Мол, "доктор распорядился никого не впускать".

– Доктор?!

– Не волнуйтесь, - поспешно добавил он.
– Возможно, я и ошибаюсь, я толком ничего не разобрал, но мне показалось, что он имел в виду именно это. Подождите минутку...

Очередной поток арабской речи Хамида, и снова это ужасающее, заикающееся, невнятное бормотание старика. В углах его рта скопилась пена, он яростно затряс головой и. даже ослабил паническую хватку двери, сделав руками жест, каким обычно принято разгонять кур.

– Пожалуйста...
– взмолилась я.

Хамид угомонил старика резким словом и характерным жестом:

– Да?

– Хамид, - решительно произнесла я, - мне все ясно. Теперь я уже настаиваю на том, чтобы нас пропустили внутрь. Коль скоро мне не суждено видеть свою бабку, то поговорю хотя бы с доктором, если он сейчас здесь. Если его нет, кто-нибудь скажет, кто он такой, даст его адрес и я позже свяжусь с ним. Переведите ему это. И добавьте, что я настаиваю. А если понадобится, дайте понять, что если с моей бабкой что-нибудь случится и нашей семье об этом ничего не скажут, то

мы этого так не оставим. И ради Бога, есть здесь хоть кто-нибудь, с кем можно было бы нормально поговорить? Я хочу видеть этих людей, причем сейчас же.

– Я передам ему ваши слова.

Я не имела ни малейшего представления о том, в какой именно форме они были переданы, однако после очередной серии отчаянных препирательств привратник, наконец, воздел к небу свои зловещие, подернутые пеленой глаза, распростер руки ладонями вверх, словно говоря, что снимает с себя всякую ответственность, после чего распахнул дверь и пропустил нас внутрь.

Хамид мимолетно подмигнул мне, отступая в сторону и предлагая войти.

– Я сказал ему, что вы выбились из сил, идя сюда из Салька, и не желаете больше торчать на солнце. Если бы мы позволили ему закрыть дверь, то, думаю, вообще бы уже никогда его не увидели.

– Похоже на то. Только, ради Бога, пойдемте со мной. Мне кажется, я могу оказаться там не вполне желанной гостьей.

– Теперь-то я вас уже ни за что не оставлю одну, - успокаивающе произнес Хамид, беря меня под локоть и ведя по темному прохладному коридору.
– Надеюсь все же, что вы найдете леди в полном здравии... ведь вполне возможно, что я не совсем понял слова этого чертова старикана. Ну ладно, по крайней мере мы уже внутри... Одного этого достаточно, чтобы рассказать обо всем детям моих детей.

За спиной у нас раздался скрип закрываемой двери и зловещее лязганье запираемых засовов. Когда мои глаза чуть привыкли к темноте, я обнаружила, что мы идем не по коридору, а скорее по высокому сводчатому туннелю длиной метров в пять, который заканчивается еще одной тяжелой дверью. По обеим его сторонам располагались другие двери, правда уже меньших размеров. Одна из них была открыта, и в слабом свете, проникавшем сквозь прорубленное во внутренней стене щелевидное оконце, я увидела ветхую низенькую кровать с беспорядочно накиданными одеялами. Очевидно, это была каморка привратника, которая в прошлом, возможно, служила помещением для охраны. Дверь напротив нее была закрыта на висячий замок.

Старик открыл дверь в конце туннеля, и навстречу нам устремился поток яркого света. Мы проследовали за привратником и оказались в просторном внутреннем дворике.

Первоначально он, похоже, являлся центральным двором, майданом, куда люди эмира приходили с дарами и прошениями, где его всадники демонстрировали искусство верховой езды, забавляясь всевозможными играми и потешными боями, и куда они съезжались после битвы или охоты. Под сводчатыми проходами по трем сторонам двора располагались конюшни и помещения для упряжи, а возможно и казармы воинов; на четвертой же, левой от нас стороне, была расположена высокая стена, над которой я раньше заметила мелькание зелени. В пору своего расцвета это место, наполненное гомоном слуг, топотом лошадей и бряцаньем оружия, представляло собой, наверное, весьма внушительное зрелище. Сейчас же здесь было пустынно и тихо, лишь на пыльной земле остались следы недавно находившихся во дворе лошадей, да в воздухе витал их запах.

Привратник, нигде не останавливаясь, повел нас через майдан направо, под крытую галерею, потом еще через одну дверь, выходившую в темный коридор. Мы шли, слыша впереди себя мягкий шелест его белых одежд. Я смутно различала уходившие влево и вправо коридоры также с дверями, некоторые из которых были открыты, однако в располагавшихся за ними комнатах было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. И все же в одной из них я успела заметить в луче падавшего сверху слабого солнечного света какие-то сваленные в кучу мешки, коробки и сломанные стулья.