ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён

Тиккоев Павел

– Ты звонил?.. звонил… Звонил?!.. – попытался прояснить ситуацию Фасоль, но в чём-то засомневался и осёкся. Он выпучил глаза, сразу как-то осунулся и затряс головой, пытаясь что-то из неё выкинуть, но это ему не удалось и, в итоге – его заколодило с открытым ртом. Нина слегка хлопнула ему снизу по челюсти и видимо всё же причинила некоторое неудобство, потому что Фасоль клацнул зубами, но мягко и тут же “зафырил” носом.

– Это вы там? Или кто? – прохрипел сухим ртом Той, обращаясь к Любе, а Анастаса придержал за плечо. Но это было уже чересчур, потому что всё решали буквально секунды. Анастас крайне недоброжелательно обрубил руку Тоя со своего, терпящего бедствие тела, и проследовал к намеченной ногами

цели. В коридоре он сцепился со стулом, но был своевременно поддержан Любой; поверженный стул гробанулся об пол и, отлетев к входной двери, там и упокоился.

– Приведений в доме не держите? – обнаружился в темноте Тюль вопросом к Лизе.

– Барабашка, ты где? Выходи, нальём! – возгласил Толстый, но почему-то смотрел при этом куда-то вправо и вверх.

– Мальчики, а вы случаем, не до чортиков ли нахлебались? Может, хватит уже? – Марина явно требовала прекращения всего этого и продолжения всего того. Она опять липко прижалась к Тою, демонстрируя неизменность своих предпочтений и цели.

Розовый абажур засветил грудь Марины, вновь ожившую томными вздохами и так и напиравшую на Тоя, вызывая в нём непоседливое раздражение. Парни, однако, приметили эти демонстративные пыхи-вздохи Марины и выкатили на свои рожи такие откровенные ухмылки, что они совместно с набухшей в Тое злостью на себя составили неимоверно гремучую смесь. Той сжал губы, напряг глаза и выбирал лишь способ того, как «задать трёпку всем за всё и ни за что» и это временно тормозило взрыв его эмоций. Но неизбежный монолог на избранную тему опередил новый звонок, подтверждённый и дополнительными пинками ногой по самому низу входной двери.

– Не родители, – облегчённо заключила Лиза.

– Не соседи? – предположил Фасоль.

– С чего бы? – отсёк предположение Тюль, глянув одновременно и на часы, и на давно отключившуюся в спячке радиолу; да впрочем, она и до этого лишь что-то чуть слышно причитала. А как-то странно смотревшие в разные стороны глаза Тюля абсолютно убедили всех в том, что соседи здесь не причём.

– Милиция? – совершенно неожиданно для всех, но особенно необъяснимо для себя сделала предположение Нина.

Эта вероятность наставила Тоя на поиск возможного фигуранта причинных событий.

– Малолетние преступники… – начал, было, он говорить, обследуя неконцентрированным взглядом для начала, наконец-то, отстранённую от себя Марину. Однако очередной “тук-тук” вдруг сопроводился смачным вопросом из-за входной двери, не отличавшейся звукоизоляцией:

– Эй, в хате! Дрыхните что ли? Той там с вами?

– Ермила, ты? – крикнул Той и уже в полной мере отхватил облегчение; после этого он с энтузиазмом зазигзажил к входной двери. В коридоре Той больно-матерно наткнулся на стул, но своевременно и со стуком опёрся лбом о дверь и таки устоял на ногах. После этого дерзкому седалищу была выговорена ещё парочка нелестных прозвищ, и оно было не столь уж бережно передано Любе, поджидавшей Анастаса у дверей сортира.

– Оттащи эту корягу в… кухню. Сожгу на… – Той потёр ладонью выручивший его лоб, – …на газу… блин, – закончил он приговор стулу, нащупав на лбу саднивший вырост. «Вот, бл, ещё и это» – ругнулся про себя Той, надвинул чёлку на шишак и отпер дверь.

Ермила стоял, плотно вцепившись ногами в бетонный пол и дружески лыбился всем своим мускулистым лицом и телом тоже. На левой руке у него, как в кресле, расположилась Галка, обхватившая своими миниатюрными ручонками бычью шею Ермилы.

Галка была младше на класс и представляла собой очищенную от всех обычных выпуклостей и всё же чем-то невероятно женственную фигурку. Когда-то в отношении Галки Тоем было сделано заключение: «В этой девчонке срослись притягательно-отталкивающие особливости».

Вместе же: Галка и Ермила являли собой не объединяемые ничем противоположности.

А недоумение многих по этому поводу лишь прессовало взаимное стремление друг к другу этих экстремальных разностей. Один неосторжно-бестолковый парень, назвавший Галку «тараканьей титечкой», был немедленно усажен Ермилой на пол в самом углу сортира и вынужден был сплюнуть вместе с кровью пару совершенно здоровых зубов. Правда, через неделю он принёс Ермиле «официальные извинения при всех» и получил погоняло Фикса. На том весь конфликт был окончательно преодолён и полностью вычерпан из злопамяти Ермилы, да и Фиксы тоже. Недоумения, как и непонимание отношений между Ермилой и Галкой сменились, пожалуй, искренним восторгом в наблюдении за столь заботливыми друг к другу противоположностями.

– С Новым годом, Той! – Ермила заковал плечи приятеля своей бугристой лапой. – Вот, решили заглянуть, поздравиться.

– А, как узнал-то? – Той дёрнул плечом, желая высвободиться из-под вдобавок ещё и тяжеленной руки Ермилы.

– Чирба сдал.

– А он-то откуда? Да, в общем, какая разница. Заходи… те. Ты-то хоть слезь уже, – обратился Той к Галке, продолжавшей сидеть на руке Ермилы.

– Привет Тойчик, с Новым годом. С новым частем! – Галка спрыгнула на пол “подросла нацыпочки” и, обхватив за шею, чмокнула Тоя в щёку. Той обнял Галку за “чересчурную стройность” и переставил её через порожек в коридор, до сих пор ещё затемнённый.

– С Новым годом! – Ермила поздравительно сгрёб Тоя своими чреслами и туго, кратко прижал к себе. – Чё, как тут у вас? Без поножовщины? – высмехнул Ермила издёвку и ввалился в коридор, втащив за собой Тоя.

– Гимнастические упражнения преодолены. Пора переходить к водным процедурам, – отдал Той алаверды пьяным баритоном. – Правда, некоторые несознательные товарищи только-только откинулись от бессознательной спячки.

– Ну, допустим, что Чирба остался там, откуда мы идём, – начал вычислять “несознательного” Ермила. – Бодун, Сикун, Фикса – это не твой хоровод… Но тут рассуждения Ермилы сбил колотун, обуявший дверь сортира. Она несколько раз кряду попыталась вырваться из объятий косяка прямо в проход между кухней и коридором, но тот оказался поупрямей и не допустил попыток незаконной перепланировки помещения, да и с нарушением интима туалета косяк тоже явно не был согласен. Попытку противоправного сговора двери с тем, кто был внутри, урегулировала стоявшая в карауле Люба:

– Осторожно, открываю, – громко сказала она и плавно-медленно начала перемещать створку двери вовнутрь сортира.

Тамошний Анастас, поначалу не поняв манёвра своей деревянной подельницы, снова пару раз вдарил по ней и один раз даже – ногой. Но силы его организма, ошарашенного изрядной долей алкоголя, были весьма ограничены, и поэтому Анастас прекратил бессмысленное членовредительство. А несколько секунд спустя ему доподлинно открылся и сам коварный замысел строителей: Анастас из последних сил потянул дверь за ручку на себя и высвободил своему телу выход из этой клетки с одурело журчавшей водой.

– Понастроют, бл! Хер проссышь! – устало вымолвил небезгрешный старшеклассник и был тут же поддержан от заноса бдительной Любой, которая весьма тщательно, но и максимально незаметно довершила необходимое устройство одежд, зашторив ширинку брюк Анастаса. Это действо не было ни вульгарным, ни вызывающим, а было продиктовано лишь необходимостью помощи рукам Анастаса, обессиленным в неравной борьбе с дверью. Впрочем, не надо сбрасывать со счетов и то, что мозг Анастаса в этот момент был полностью (включая память) отмобилизован на раскрытие заговора строительных норм и правил и ему было не до каких-то там пуговок. В итоге всё и к всеобщему удовольствию завершилось обхватыванием Любиных бёдер пухлой ладонью Анастаса и удивлённым разглядыванием мизансцены его узко-опухшими глазами.