Гордая бедная княжна

Картленд Барбара

– Мне очень жаль, что вам пришлось изменить ваши планы, – сказал Великий князь. – Это очень великодушно с вашей стороны.

Речь его высочества была старомодно вежливой, что в прежние времена придавало ему неотразимое обаяние.

– Если честно, – ответил герцог, – то я не жалею, что не попал в этот раз в Каир, который всегда считал шумным местом. Кроме того, я уверен, что князь Иван будет представлять там мои интересы не хуже, а может, даже лучше меня.

– Он очень благодарен за вашу доброту, как и я, за вашу заботу

об Александре, – сказал Великий князь.

– Главное теперь, – ответил герцог, – доставить вас доктору Шмидту, и мы отправимся, как только заказанная провизия будет на борту.

Великий князь улыбнулся:

– Я бы не хотел, чтобы мы оставили ее на берегу!

В ожидании княжны герцог вспомнил, как перед его уходом ее отец вновь выразил ему признательность, а она не проронила ни слова благодарности.

Ее глаза показались ему тогда очень большими и темными на ее бледном лице. Видимо, она все еще была в шоке от известия, что ее отцу предстоит операция, и ни о чем другом не в состоянии была думать.

Дверь открылась.

– Ее светлость к вашей светлости? – объявил Доукинс.

Она вошла, и герцог сразу уловил в ней перемену, но не мог догадаться о причине.

Она была в легком цветастом платье, купленном князем Иваном до его отъезда.

Это было простенькое платьице из тонкого муслина, какие носят женщины в тропиках, и, видимо, недорогое, приобретенное в одном из магазинчиков, теснившихся вблизи причалов.

Пестрая расцветка ткани была нанесена на белом фоне, и хотя платье было несколько великовато княжне, у него длина была модной и не доходила до щиколоток. Герцог обратил внимание, что она наконец надела чулки, очевидно, тоже купленные князем, и теперь они облегали ее тонкие, изящные ножки. Но на ней были все те же изношенные туфли, в которых она впервые вступила на яхту.

Все равно княжна выглядела теперь совсем другой без своего прежнего старенького платья и красной скатерти, в которую куталась, пока они не очутились под солнцем Египта.

Герцог нашел, что светлый тон платья очень ей к лицу и придает более юный вид.

Она будто вся светилась в этом платье. Однако герцог заметил, что княжна сильно озабочена, видимо, предстоящей операцией отца. Он решил, что должен попытаться как-то ее успокоить.

– Я хочу… поговорить… с вами, – сказала княжна.

Герцога удивил ее смущенный и несколько неуверенный голос, так не похожий на ее прежний отчужденный, надменный тон.

– Я рад этому, – ответил герцог. – Может быть, мы присядем?

Он указал ей на кресло, в котором княжна сидела в тот первый раз и старалась скрыть, что она без чулок.

Он сел напротив нее и приготовился слушать.

Помня ее черствость в общении с ним, герцог не счел нужным облегчать ей задачу.

– Я… я не знаю, как… начать, – сказала она как-то беспомощно.

– Если вы хотите выразить вашу благодарность, – сказал герцог, – то ваш отец уже очень красноречиво

это сделал, и, честно говоря, я не люблю, когда меня благодарят.

– Ну почему же, – отвечала княжна, видимо, думая, что правильнее будет возразить. – Каждому приятна оценка его заслуг.

Герцог улыбнулся:

– Ну что ж, я выслушаю вас, раз уж вы хотите сказать:

«благодарю вас».

– Я действительно благодарю вас, – сказала княжна, – но это… не все.

Герцог огорчился.

– Я, конечно, более благодарна, – продолжала она, – чем смогу когда-либо выразить это словами. Вы не только пожертвовали своими планами в Каире, чтобы доставить папу в Монте-Карло, но и заплатите за его операцию.

Последние слова вырвались у нее скороговоркой, и герцогу стало ясно, почему она хотела видеть его и почему так смущена и застенчива.

– Я просто рад сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вашему отцу, – сказал он.

– Дело , не в этом.

– В чем же?

Она вновь заколебалась, потупя взор, и темные ресницы оттеняли ее бледные щеки.

– Я… думаю, как я смогу… отплатить вам.

Вот чего ему следовало ожидать, подумал герцог.

Вообще-то герцогу не приходило в голову, что Милица, подшивая одежду Нэнси на всем пути до Александрии, все еще считает своим долгом отплатить и за операцию отца, которая обойдется в очень круглую сумму.

Герцог знал, что в Монте-Карло, как нигде, любой врач хочет получить такой же гонорар, что и врачи на Харлей-стрит в Лондоне, а может быть, и вдвое больше.

Однако эти затраты для герцога были совершенно несущественны. Узнав наконец, что беспокоит Милицу, он заинтересовался, а каким образом она собирается расплатиться с ним за его щедрость.

Она ждала его ответа, и он сказал:

– От вас же не требуется расплачиваться за долги вашего отца.

– Но… я должна оставаться с ним, – резко возразила княжна.

– Конечно, – согласился герцог.

– А это будет стоить вам денег.

– Естественно.

Она нарушила наступившее молчание и сказала:

– Я… я знаю, что вам… не нравится моя г-гордость… но я с ней родилась.

– Это мы уже установили, – ответил герцог, – но в данном случае вам придется спрятать вашу гордость, как бы ни было это неприятно вам, и принять мое милосердие – называйте так, если хотите, мой поступок.

Он сказал это с намеренным вызовом, уверенный, что сейчас увидит, как она бросит на него гневный взгляд.

Княжна по-прежнему сидела, потупясь и разглядывая свои руки, лежащие на коленях. Он подумал, какие у нее длинные, изящные пальцы настоящей аристократки.

– Я хочу… предложить… – едва слышно, с расстановкой произнесла княжна.

– Мне интересно узнать о вашем предложении, – ответил герцог.

В уме у него пронеслась мысль, что она, возможно, хочет дать ему долговую расписку на будущее, когда найдет доходную работу.