Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
Леди Кэтрин старела, и ее томило одиночество. Она устала чувствовать себя всегда и во всем правой и излагать непогрешимые истины. Она уже чаще, чем ей того хотелось, вспоминала тот поцелуй дочери, который она отвергла, когда молодожены покидали Розингс. От Дарси она получила письмо, перечеркнувшее вынашиваемые ею планы пригласить Джорджиану жить у нее. Правда, в письме содержалась новость о помолвке Джорджианы, и это очень порадовало леди Кэтрин, вызвав у нее прилив гордости за семью. Хотя ей-то что пользы от такого брака, если она даже не разговаривала с этой ветвью ее семьи? Она посчитала, что, как ни крути, это было уже третье письмо от Фицуильяма
От леди Кэтрин де Бер мистеру Дарси
Мой дорогой племянник!
Пожалуйста, передай мои соболезнования своей супруге в связи с печальным уходом из жизни ее сестры миссис Тернер. Пусть она переносит эту потерю с христианским смирением во славу Господа нашего. Пусть утешит себя надеждой, что ее умершая родственница вознеслась на небеса, где воссоединится со всеми теми ее близкими, кто ушел туда раньше.
Благодарю тебя, что ты сразу же сообщил мне о помолвке Джорджианы. Естественно, я оправдаю твое доверие и это останется строго между нами, пока миссис Дарси в трауре по ее сестре.
Фицуильям, этот брак послужит некоторой компенсацией мне после твоего собственного предосудительного поведения два года назад.
На самом деле Бог, в Его мудрости, обеспечил мою дочь браком блестящим и, можно сказать, во всех отношениях более успешным, чем тот, который планировался.
Тешу себя надеждой, что Джорджиана, когда станет маркизой, не забудет о своем происхождении и по-прежнему будет выказывать соответствующее уважение тем ее родственникам, которые были рождены выше ее по положению.
Меня обидело, что ты в своем письме опустил приглашение в Пемберли. Придется вскоре исправить эту твою оплошность.
Леди Кэтрин де Бёр.
— Замечательно! — воскликнула Элизабет. — Умоляю, родной, не смотри ты так мрачно. Я же знаю, как бы там ни было, ты ее любишь.
— Я вовсе не склонен терпеть ее общество, если она не обращается с моей женой с должным уважением, — пробурчал Дарси.
— Ты только подумай, с каким удовольствием я стану учить ее этому, — Элизабет расхохоталась, увидев тревогу на его лице. — Я шучу, дорогой.
Фицуильям не знал, верить ли ей.
— Что ж, она, как-никак, сестра моей матери. И я нахожу утешение в том факте, что она наконец признает тебя, пусть и не слишком любезно. Ей здорово досталось с младшим поколением семьи.
— В следующем году ты уже перестанешь считаться младшим поколением, — заметила Элизабет.
— Элизабет, неужели ты хочешь сказать, что мне предстоит стать отцом?
— Если признаешь, что не без моей помощи.
— Конечно, признаю.
ЭПИЛОГ
Пемберли. Год 1826-й. Весна.
Каштаны все так же привычно отбрасывали тень на траву, утки и лебеди выписывали круги на озере, и с каждым порывом ветра доносился аромат буйного цветения.
Мистер Беннет огляделся по сторонам. Какой счастливой в самом глубоком удовлетворении материнских чувств была бы миссис Беннет, окидывая взглядом эту сцену! Три года прошло с того дня, как она ушла из жизни. Он вздохнул.
— Что такое, папа? — склонилась к нему Мэри. — Вы думаете о маме, я знаю. Ищите утешения, как это делаю я, в вере — она находится на небесах
— О боже, — простонал он.
— Вы что-то сказали, дорогой папа? Может, вам холодно? Посмотрите, ваше одеяло соскользнуло вниз. Вы так замерзнете. — Она заботливо укутала ноги отца.
Лидия громко расхохоталась.
— Лидия! — мягко оборвала ее Джейн и обратилась к отцу. — Мама умерла, гордясь семьей и радуясь внукам.
— Боже, какую же суету она развела, сколько шума подняла вокруг твоего Генри, Лиззи, когда он родился. — Лидия, не стесняясь, говорила громко: — Такое достижение! По ее восторженным воплям можно было решить, что ты родила жирафа!
Ее муж не то фыркнул, не то хмыкнул и вытер свой большой фиолетовый нос. Дарси нахмурился, но Лидия его не боялась.
Джордж Уикхем всегда считал, что его зять обязан помогать ему, и в конце концов добился своего. Дарси оплатил все расходы по его содержанию в закрытом пансионе для богатых слабоумных в Бельгии, где Уикхем провел свои последние дни. После нескольких лет ремиссии последняя стадия сифилиса уничтожала его мозг с такой стремительностью, что ему оставалось не слишком много времени, чтобы он успел раскаяться в своем прошлом или испугаться будущего.
Матрона из Лидии образовалась более рассудительная и благоразумная, чем ожидалось по ее девичеству, и она ни разу больше не рискнула своим здоровьем. Ей всегда удавалось выпутываться из сложных ситуаций.
В свои двадцать пять она была крепкой, привлекательной вдовушкой, и вполне обеспеченной. Она перебралась на воды, где жила на половину пенсии за Уикхема и на свою ренту, увеличенную для нее ее родственниками. Там она встретила вдовца средних лет, который устраивал ее во всех отношениях. Он едва вышел из траура по своей второй жене, образованной молодой женщине из хорошей семьи, когда несколько менее элегантная Лидия попалась ему на глаза. Во время их помолвки он закрепил бриллиантовое ожерелье вокруг пухлой белой шеи Лидии и осмелился поцеловать ее за ушком.
— Ох, ну вы сущий дьявол, Хоултер! — усмехнулась она.
Теперь он весь светился от удовольствия и, как петух, раздувался от гордости при виде ее увеличившегося живота.
Мистер Беннет перевел взгляд на свою старшую дочь. Милая Джейн, на пике своей красоты, с прекрасной фигурой, хотя и немного располневшая, держала на коленях самого младшего из своих пятерых детей.
Джейн и Бингли доказали, что ее отец ошибался в своем предсказании, что они никогда не смогут принять решения, поскольку будут все время уступать друг другу. Добродушные и покладистые, они легко договаривались между собой обо всем, будь то меню на обед или выбор кареты для прогулки. А в более серьезных вопросах они постоянно советовались с Дарси и принимали окончательное решение только после его одобрения.
Джейн никогда, казалось, не замечала этого и удивлялась в жизни только тому, как ее отец пасует перед властной заботой Мэри, так и не вышедшей замуж.
«Если бы только Мэри могла насладиться счастьем семейной жизни», — думала она.
Впрочем, Мэри вполне разумно распорядилась своей судьбой. Она пережила удар, когда мистер Браун женился на рябой девице с пятью тысячами фунтов; но когда Мэри оглядывалась назад, она вспоминала недостатки в его характере, которые превратили бы для нее в тяжкое испытание то смирение, которое, как она понимала, требовалось от жены. Она не смогла бы оказывать уважение мужчине, который не стоил даже ее мизинца.