Гордость и предубеждение-2
Шрифт:
В Хартфордшире она правила безраздельно, будучи единственной из незамужних дочерей джентльмена с приличными средствами. Только в последнее время она стала заставлять себя задумываться над другими возможностями, когда один из клерков дяди Филипса начал оказывать ей серьезные знаки внимания на одной вечеринке с танцами у ее тети. Хватит ли у него решимости пойти дальше и продолжить ухаживание? Снизойдет ли она до него, если этой решимости хватит?
Мистер Беннет посмотрел на Элизабет и улыбнулся. Немало пришлось ей набить шишек, пока она не научилась различать, когда лучше отступить и сдаться на милость победителя, а когда следует твердо стоять на своем. Ведь Фицуильям Дарси,
«Только Китти нет, — размышлял мистер Беннет. — При жизни ей не хватило чего-то, что позволило бы ей сыграть даже незначительную роль, отведенную ей судьбой; но, уйдя из жизни, она оставила после себя брешь, которую никому никогда не заполнить». Он вздохнул.
— А вот и мистер и миссис Тернер прибыли, — сказал Дарси, и направился к ним навстречу напрямик через лужайку.
Какое-то время друзья Тернера боялись, что он никогда не оправится после смерти Китти. Но как-то года через два, совершая обряд на свадьбе Эмили Эджли с молодым викарием, он снова встретился с Анной. Слезы навернулись у нее на глаза, когда она увидела ранние морщины, избороздившие лицо Эдварда. Анна никогда не позволяла себе слишком многого ждать от жизни. Она вовсе и не надеялась занять место славной беззаботной девочки, которую он так искренне и преданно любил. Однако, снова услышав игру Анны, Эдвард влюбился во второй раз. Он прорвался сквозь всю осторожную сдержанность мисс Эджли, только когда встал на колени на изношенном ковре в доме ее отца и попросил ее согласия стать его женой. Элизабет добросердечно приняла возможность лучше узнать Анну и со временем стала высоко ценить ее дружбу. Теперь Анна была постоянной гостьей в Пемберли.
Немного дальше на лужайке шумно возились внуки мистера Беннета, под бдительным присмотром маленькой армии гувернанток, домашних учителей и нянь. Один из мальчиков подбежал и встал прямо перед стариком.
— Я победил их всех, дедушка, даже Джорджа и Джона, хотя им уже по двенадцать лет! Я самый сильный и самый умный.
— Вы просто самый самонадеянный и тщеславный, сэр, — возразил Дарси.
— Я, сэр? Я, мамочка? Разве это тщеславно — гордиться своими успехами?
— Если ты полагаешь, что твои успехи возносят тебя выше других, Генри, то ты действительно тщеславен, — улыбнулась Элизабет.
— «Гордыня ведет нас к гибели физической, а надменный дух — к нравственному падению», — нараспев процитировала Мэри.
Генри внимательно оглядел всех.
— Никто не посмеет называть меня надменным или гордым, когда я вырасту, — заявил он. — Я хочу быть точно таким же, как мой папа.
Элизабет не удержалась и украдкой бросила взгляд на мужа, который, надо отдать ему должное, чуть-чуть смутился. На лицах остальных появились весьма странные гримасы, а со стороны Лидии раздалось приглушенное хмыканье. Дарси почувствовал, как на него стремительно накатывает волна негодования.
Но тут грохот колес предвестил прибытие огромной четырехместной кареты.
Пока Фицуильям и Элизабет сопровождали величественную старую даму через лужайку, дети выстроились по ранжиру.
— Что ж, Генри Дарси, — сказала она. — Сегодня у тебя день рождения.
— Да, леди Кэтрин. Мне исполнилось десять лет.
— Не жди от меня поздравлений, мой мальчик. Я совсем не считаю успехом, что ты достиг столь еще ничтожного возраста. Вот и твоя сестра тоже сильно выросла. Кэтрин!
Темные
— Тетя Мэри очень умная, дедушка. — Ее большие темные глаза заискрились. — Многим пора бы поучиться у нее смирению.
— Тихо, детка! — приструнил ее мистер Беннет, но не сумел сдержаться и тихо хмыкнул.
В этот момент из дома, опираясь на руку мужа, появилась Анна, графиня Рирдон. Она подошла к матери и снисходительно поцеловала ее.
— Леди Рирдон! — обрадовалась Элизабет. Надеюсь, вам стало легче после отдыха.
— Благодарю вас, — слабым голосом ответила Анна. — Я чувствую себя немного лучше.
— Головная боль почти отпустила, я думаю, — сказал Рирдон. — Но она все еще очень утомлена после поездки. Нет, Фредди! Будь осторожнее с мамой; ей нездоровится. Я взял на себя смелость послать в Лондон за ее доктором, мадам.
— И правильно сделали. Доктору Уэллсу будут созданы все условия в нашем доме, милорд.
— Гм-м-м! Надеюсь, от меня не потребуется сидеть за одним столом с лекарем, — пробурчала леди Кэтрин. — В настоящее время никогда не знаешь, чего можно ожидать. Вот, кстати, в феврале, за столом у Годдардсов, какой-то поверенный сидел через три человека от меня.
— Ой, мама, ну что вы, в самом деле! — резко пискнула Анна. — Это же был сэр Эгберт, которого принимают повсюду. Он очень важная персона.
— Он живет на жалованье! — взревела леди Кэтрин, недовольно оттопырив губу.
— Полагаю, не все умные головы рождены богатыми, — парировал Рирдон.
— Конечно, — вторила ему графиня. — И я вовсе не считаю, что к моему доктору можно отнестись как к обычному лекарю.
— Папа, папочка, посмотри, кто приехал! — крикнула на ходу маленькая Кэтрин, пробегая мимо них по лужайке.
Элизабет и Дарси направились к дому. Лакей открыл дверь с гербом, и с почтением подал руку высокой грациозной женщине, одетой во все черное.
Хозяева дома поклонились.
— Маркиза, — приветствовал ее Дарси. — Вы оказали нам честь своим посещением. Приветствую вас, ваша светлость.
— Ох, Фицуильям, умоляю, перестань! — воскликнула она, поднимая тяжелую черную вуаль.
Маркиз вышел из кареты. Он поприветствовал хозяев дома, затем повернулся к жене:
— Джорджиана, родная. Начинай привыкать. — Это был их первый выезд после смерти старого маркиза, который отошел в мир иной в возрасте восьмидесяти двух лет от роду.
Джорджиана привыкала к своему положению. Она и всегда была молчалива в обществе, теперь же каждое ее слово воспринималось как особая милость. Ее смущало, что ее грозная тетушка пропускала ее вперед, но зато леди Кэтрин больше никогда не ругала ее, и это того стоило.
Анна и Джорджиана поднялись по социальной лестнице за пределы зоны влияния леди Кэтрин. Ее же милость получила возможность несколько отыгрываться на супруге Генри. Она недовольно нахмурилась, когда впервые увидела темные локоны и выразительные глаза невесты Генри Фицуильяма; но он всегда волочился только за девицами такого типа, как считала она. Их обоих она оставила в Розингсе, поскольку они ожидали рождения их второго ребенка. Совладать с характером миссис Генри Фицуильям оказалось куда легче, чем справиться с таковым некоей другой, весьма внешне сходной с ней молодой дамы.