Гордость и предубеждение-2

Холстед Хелен

Она услышала его шаги позади себя.

— Мне уйти? — Она развернулась, на секунду прислонилась к косяку, сделала шаг к своей кровати и споткнулась.

Фицуильям подхватил ее, не дав упасть. Она вздохнула и прижалась к нему.

— Ну зачем ты так старался украсть мое сердце, чтобы потом отвергнуть меня? Зачем был так настойчив? — прошептала Элизабет. — Я полюбила тебя всей душой… а ты…

Она жалобно застонала, когда он поднял ее на руки. Она почувствовала его тепло и прижалась щекой к его плечу.

— Прекрасная

моя Элизабет, ну почему ты никогда не говорила мне этого?

Она хотела возразить, сказать: «Я говорила, говорила», но это было бы неправдой. Она всегда позволяла ему сомневаться в силе ее любви.

— Я боялась.

— Я слишком нудный и неинтересный, чтобы тебе опасаться потерять мою привязанность. Моя любовь к тебе безгранична.

— Невыносимо нудный, что есть, то есть, — выдохнула Элизабет, глядя на него с упоительной нежностью, и поцеловала.

Он положил ее на кровать:

— Я полагаю, я заслужил хоть немного лести или, может быть, каких-то слов одобрения, после двух с половиной лет безоговорочной преданности.

— Я придумаю что-нибудь.

Она рассмеялась, но глаза ее заволокли слезы. Так она и плакала в его объятиях, слезами счастья и горя, и эти слезы приносили ей облегчение.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Шли дни, и бок о бок с болью, вызванной преждевременной смертью Китти, росло новое счастье между Дарси и Элизабет.

Хотя Дарси и был с детства избалован любовью, в глубине души он считал, что только его принадлежностью к определенному кругу и сходством с отцом — которым все восхищались — объясняется расположение к нему окружающих. И вот Фицуильям пришел к удивительному открытию, что Элизабет полюбила, и искренне полюбила, его самого.

— Почему ты был столь холоден со мной в Дипдине? — Прошло несколько дней, прежде чем она решилась задать мужу этот вопрос.

Он пробормотал несколько бессвязных фраз. Она посмотрела на него, не в силах скрыть удивления, внезапно озаренная догадкой.

— Не может быть. Неужели ты ревновал меня? И выбрал объектом своей ревности Перегрина Уиттэйкера? Ты же должен был знать, что я нахожу его весьма неприятным.

— Когда-то ты и меня терпеть не могла.

— По-твоему, из этого следует, что, если мне неприятен какой-то мужчина, все закончится тем, что я непременно влюблюсь в него? В любом случае ты был мне не просто неприятен в начале нашего знакомства. Я ненавидела тебя — это значительно более сильное чувство и многообещающее к тому же.

— Ты станешь отрицать, что дала мне повод для ревности?

— Скажу только, что не делала ничего преднамеренного. Я никогда не искала общества Перегрина Уиттэйкера.

— Ты — нет, но он-то пользовался каждой возможностью поговорить с тобой, а ты не делала ничего, чтобы охладить его пыл. Вы вместе смеялись надо мной в последний

вечер. — Она покраснела. — Ты говорила ему что-то обо мне. Что именно?

— Что… сказала, что ты никогда не вступаешь в беседу с жабами. В это трудно поверить, я знаю. Довольно глупый разговор. Прости меня, дорогой, но я обижалась и сердилась. Ты отталкивал меня, был резок со мной даже в его присутствии.

— Ты оттолкнула меня той ночью, когда я отчаянно желал твоей близости. Верил, что знаю, как сделать так, чтобы тебе ничего не оставалось, как показать, принадлежит ли еще мне твое сердце или уже нет.

— Мне же показалось, что ты лишил меня своей любви и уважения, но продолжал… что… я нужна была тебе только в постели.

— Боже мой! Элизабет, родная моя! Неужели ты так исстрадалась? — Он нагнулся и с нежностью припал к ее рукам губами. — Все, чего я хотел, — только получить доказательство твоей любви.

— Фицуильям, как ты вообще мог подумать, что я навлеку позор на тебя?

— Мне и в кошмарном сне не приснилось бы, что ты поступишь со мной бесчестно, но я с ума сходил от мысли, что в душе ты предпочитаешь другого.

— Ты никогда не стал бы сомневаться в глубине моих чувств, позволь я себе немного больше прямодушия.

Какое-то время они молчали.

— Надеюсь, ты хотя бы заметил мое старание успокоить тебя. Я подумала, что поступлю правильно, если попрошу у тебя прощения, хотя и считала свое поведение безупречным.

— Возможно, я не слишком-то любезно отреагировал на эту твою попытку сгладить наши отношения.

— Ты был само великодушие, — сказала она. И, ловко подражая ледяной чопорности Дарси, передразнила его. — «Ты не сделала ничего, на что я мог бы пожаловаться».

На лице Фицуильяма появилось болезненно-надменное выражение, как всегда, когда он сталкивался с насмешками в свой адрес. Элизабет поцеловала его, и он почувствовал, как она затряслась от еле сдерживаемого смеха.

И он тоже начал смеяться.

Элизабет получила учтивое письмо с выражением соболезнований от лорда Брэдфорда. Он робко спрашивал позволения лично засвидетельствовать свое уважение, поскольку он будет проезжать через Лэмтон. Джорджиане, как и всякой другой образованной барышне, хватило знаний в арифметике, чтобы подсчитать, что день, названный лордом Брэдфордом в письме, ровно на шесть недель отстоял от того дня, когда они с ним прогуливались по парку в Дипдине.

Можно легко предположить, что она предприняла все старания, чтобы во время очередной прогулки по окрестностям неотложные дела не позволили ни ее брату, ни его жене присоединиться к ним. Вода поблескивала лазурью на солнце. На сей раз Джорджиана не размышляла о судьбе героини любимого романа, прыгнувшей в озеро, она вспоминала о воде, только когда приходилось перепрыгивать через канавки и ручьи.