Гордость и предубеждение

Остен Джейн

Элизабет объяснила, какое оно произвело на нее впечатление, и призналась в том, что постепенно она даже начала расставаться со всеми своими предрассудками.

– Я знал, – произнес он, – что это письмо должно будет причинить вам боль, но считал, что оно необходимо. Надеюсь, вы уничтожили его. В нем есть одна часть – начало, которое настолько ужасно, что, будь это в моих силах, я бы никогда не позволил вам прочитать его еще раз. Оно содержит такие выражения, которые обязательно заставят вас опять возненавидеть меня.

– Я, конечно же, сожгу письмо, если вы полагаете, что это так важно; однако, несмотря на то, что мы оба смогли убедиться

в изменчивости моих взглядов, я готова заверить вас в том, что теперь они постоянны.

– Когда я садился за это письмо, – проговорил Дарси, – я думал, что совершенно спокоен, но сейчас понимаю, что писал его, находясь в пресквернейшем расположении духа.

– Пожалуй, вы начали его действительно несколько грубовато, но закончили совсем иначе. Ваше прощание, например, способно растрогать даже самое черствое сердце. Но давайте больше не будем говорить о письме. Чувства того, кто отправлял его, и той, что получала, теперь настолько отличны от прежних, что все былые недоразумения уже давно стоит предать забвению. Я хочу поделиться с вами своей философией: нужно вспоминать только то, что доставляет радость.

– Вряд ли я смогу принять это воззрение. Возможно, вы предпочитаете извлекать из прошлого одни лишь приятные воспоминания еще и потому, что многого не знаете. Со мной все обстоит несколько иначе. Я не в состоянии забыть то, что навсегда засело в моей памяти. Всю свою жизнь я был невероятно эгоистичным человеком. Мне с раннего детства рассказывали о том, что хорошо и что плохо; однако никто не объяснил мне, насколько важно также умение владеть собою. Меня обучили множеству правил, но ни одно из них не запрещало мне быть гордым и самонадеянным. К сожалению, я рос единственным ребенком в семье, и родители баловали меня. Будучи людьми крайне добрыми и великодушными, каким особенно являлся отец, они не только не препятствовали, но скорее способствовали тому, чтобы я стал эгоистичным и надменным, чтобы относился ко всем свысока, чтобы ценил прежде всего себя и презирал чувства других. Вот таким я рос; и таким бы и остался, если бы не вы, моя дорогая, любимая Элизабет. Вы не представляете, сколь многим я обязан вам. Вы преподали мне урок, жестокий на первый взгляд, но полезный. Именно вы поставили меня на место. Тогда, подходя к вам, я ничуть не сомневался, что получу ваше согласие. Вы же показали мне, насколько я жалок со своими претензиями на то, чтобы обладать любой понравившейся мне женщиной.

– А вы действительно считали, что я приму вас?

– Конечно. Мое тщеславие позволило мне убедить себя в том, что вы просто не можете не желать моих ухаживаний.

– Возможно, это я дала вам лишний повод так думать, но, поверьте мне, я действовала неумышленно. Я вовсе не хотела вводить вас в заблуждение. Как же вы, должно быть, возненавидели меня после того вечера!

– Возненавидел? Ни в коем случае. Разумеется, я очень разозлился, однако вскоре мой гнев был обращен на того, кто действительно его заслуживал.

– Мне ужасно неприятно, но я все-таки должна спросить вас, о чем вы подумали, увидев меня в Пемберли. Вы, наверное, рассердились на меня за то, что я приехала.

– Отнюдь. Я был просто удивлен.

– Но ваше удивление едва ли было сильнее моего, ибо я никак не ожидала, что вы будете со мной так любезны. Моя совесть подсказывала мне, что я этого не заслуживаю.

– Во время той встречи, – ответил Дарси, – я стремился к тому, чтобы показать вам, что вовсе не собираюсь держать обиду за прошлое. Я

надеялся получить ваше прощение и добиться того, чтобы вы перестали думать обо мне только плохо и чтобы поняли, что я прислушался к вашим упрекам. Я затрудняюсь сказать, как скоро во мне появились и остальные желания; но вполне возможно, что уже через полчаса после того, как я увидел вас.

Затем он рассказал о том, как была рада знакомству с ней Джорджиана и как она огорчилась, когда услышала, что Элизабет неожиданно должна уехать. Естественно, их разговор перешел к самой причине, которая прервала то знакомство; и Элизабет вскоре узнала, что Дарси решил покинуть Дербишир и отправиться на поиски ее сестры еще до того, как вышел из постоялого двора; и что его озабоченный вид в ту минуту был вызван именно тем, что он обдумывал план своих действий.

Она еще раз выразила благодарность за его помощь; и, поскольку для обоих это была очень болезненная тема, молодые люди сошлись во мнении, что ее лучше оставить в покое.

Покрыв не спеша несколько миль и не заметив этого, они продолжали идти до тех пор, пока кто-то из них не посмотрел на часы; и они с ужасом обнаружили, что уже давно пора быть дома.

«Что станет с Бингли и Джейн?» – таковым был следующий вопрос, который они принялись обсуждать на обратном пути. Дарси был весьма рад их помолвке. Он давно знал, что она состоится, так как его друг сообщил ему о своем решении в первую очередь.

– Интересно, вы удивились? – полюбопытствовала Элизабет.

– Ничуть. Когда я беседовал с ним накануне, то уже тогда чувствовал, что дело кончится помолвкой.

– То есть вы дали ему своего рода согласие? Впрочем, я так и думала.

И хотя Дарси попытался возразить, заявив, что она подобрала не самое лучшее слово, Элизабет поняла, что от правды ушла недалеко.

– Вечером, перед отъездом в Лондон, – продолжал он, – я сделал то, что, наверное, должен был сделать еще очень давно: признал свою ошибку и рассказал ему обо всем, что успело произойти за это время и что заставило меня отнестись к своим прежним высказываниям как к дерзкому вмешательству в его личные дела. Он весьма удивился, так как ничего подобного не подозревал. Более того, я заметил, что был неправ, полагая, будто ваша сестра к нему совершенно равнодушна. В тот вечер я прекрасно видел, что его чувства не ослабли, и потому не сомневался, что вместе они могут быть счастливы.

Элизабет слегка улыбнулась, подумав о том, насколько огромное влияние он имеет на своего друга.

– Когда вы убеждали его в привязанности моей сестры, – проговорила она, – вы судили об этом по собственным наблюдениям или по тому, что я рассказала вам весной?

– Как это ни странно, но во время недавних двух визитов я действительно не спускал с нее глаз и вскоре удостоверился в том, что мисс Беннет по-прежнему любит.

– И вы решили немедленно поделиться своей уверенностью с Бингли?

– Конечно, ведь сам он необыкновенно застенчив. Его робость иногда даже не позволяет ему положиться на собственные выводы; но мне он, к счастью, доверяет. Кстати, я исповедался перед ним еще в одном своем прегрешении, ибо больше не мог скрывать от него тот факт, что зимой ваша сестра провела в городе целых три месяца, а также то, что я знал об этом, однако ему нарочно ни о чем не говорил. Он, конечно же, рассердился, но ненадолго, поскольку теперь думал, прежде всего, о взаимных чувствах вашей сестры. К настоящему времени он простил мне все мои проступки.