Горелом

Сергачева Юлия

…Дома было тихо. Даже странно, что так тихо. Обычно праздники в этом доме беспокойны и нерадостны. Но сейчас за приоткрытой дверью на хозяйскую половину царила тишина и темнота.

Они поднялись на второй этаж.

— А как эти… домохозяева отнесутся к краже своего имущества? — Ева оценивающе постучала пальцем по металлическим листьям плюща, украшавшего раму.

— Это не их имущество. К тому же мы ведь возвращаем зеркало на законное место?

Оказалось, что отодрать зеркало непросто. Прежний обитатель дома прикрепил

его на совесть, будто опасался, что оно убежит.

— Он его нарочно приклеил! — Ева обломала второй коготь. — Чтобы досадить тем, кто по его следам пойдет за сокровищами.

В дверь постучали робко. За порогом стояла Аглая Пустец. В нарядном платье.

— О, простите. Я не знала, что вы не один…

— Что-то случилось? — Ян спиной перегородил вход, чтобы Аглая не заметила разрушений в жилище. И наполовину выкорчеванного зеркала.

— Я подумала… Хотела пригласить вас в гости.

— Что?!

— Сегодня же ночь семейного праздника… Была.

— А ваш муж? И Инек?

Она молчала, растерянно улыбаясь. Только теперь Ян заметил длинный синяк, тянувшийся через скулу и щеку.

— Это так любезно с вашей стороны! — еще до того, как Ян продумал вежливую формулировку отказа, голодная Ева сориентировалась в ситуации. Все-таки было в ее бесцеремонности нечто звериное.

— Нас ждут, — напомнил Ян сурово.

— Двадцать минут! — пообещала Ева, проскользнув мимо него. — Ты же ей только что звонил, у нее все в порядке.

Ян отступил. В конце концов, оборотня безопаснее покормить.

Стол на маленькой кухне был уставлен вкусно пахнущими и нетронутыми яствами. В углу поблескивали наскоро сметенные бутылочные осколки. На подставке под цветами едва слышно бормотал переносной телевизор.

— …многократно участились случаи вандализма и нападения на горожан, которые объясняют повышенной активностью так называемых вымров…

Экран сверкал красками. Сгоревшие машины сменяют сгоревшие дома. Растерянные и плачущие люди. Удивительно подходящий фон для традиционных семейных празднеств.

— А как у вас тут ночью было? — Ева скромно присела на краешек стула и явственно примериваясь к лучшей отбивной на центральном блюде. — Я заметила на домах следы копоти.

— Да, — безразлично подтвердила Аглая, поглощенная своими горестями. — Бегали тут ночью какие-то люди, швыряли бутылки, поджигали.

— …поразительные показатели продаж любых плавсредств, начиная от спасательных жилетов, заканчивая дорогими яхтами… — обрадовал телевизор.

Аглая торопливо нарезала сладкий пирог, укладывая его в тарелку вместе с салатом и винегретом.

— Ой, что же я делаю. Я сейчас другую…

— Ничего-ничего! — торопливо возразила Ева, жадно раздувая ноздри и явно едва сдерживаясь, чтобы не выхватить наполненную тарелку из рук хозяйки.

— А хотите, я избавлю вас от него? — Ян отставил нетронутую чашку и пристально посмотрел Аглае

в глаза. — Навсегда.

На мгновение ее лицо ожило, во взгляде встрепенулись искры. И погасли.

— Вы же знаете… — отозвалась она блекло. — Вы же сами знаете. Нельзя.

Это правда. С Пустецом ничего уже нельзя сделать. Его так долго пожирала злость на всех вокруг, что от прежнего человека ничего не осталось. И чтобы избавить его семью от беды, нужно, чтобы он умер по-настоящему. Но Аглая отказалась тогда… и отказывается сейчас.

— Я виновата перед ним.

— Чем?

— Наверное, это я обрекла его на такую жизнь.

— Он просто трус и тряпка.

— Вы не знали его раньше… — женщина тяжело опустилась на стул, сложив руки перед собой, опустив плечи. Нарядное платье не украшало ее, а лишь подчеркивало возраст и изможденность. — Он был веселый. Смеялся много и меня смешил… Он пытался улыбаться даже когда узнал, что у нас детей не будет. Я лечилась, долго, но все без толку. А он был рядом, ухаживал, потратил все свои сбережения… Это тяжело было. Он выпивать начал именно тогда… Однажды, я не выдержала и тайком от него постучалась в дверь наверху… И попросила жильца о помощи.

— Он согласился помочь? — Ян спросил, и тут же осекся. Дурацкий вопрос.

— Он предупредил меня, что плата велика… Я приняла ее. Рамон так хотел сына…

Аглая резко подняла голову. Утомленное лицо прояснилось.

— Я не жалею, что променяла прежнего мужа на Инека. Но теперь я отвечаю за них обоих.

Ян неуверенно возразил:

— Вряд ли… Вряд ли рикошет ударил именно по вашему мужу. Скорее всего он стал другим по другим причинам.

— Это неважно. Главное, что я сделала его несчастливым. Так или иначе.

— Неправда! — вмешалась Ева. — У вас же есть сын!

— Я сделала несчастным Рамона. Рамон делает несчастной меня. А Инек примиряет нас с происходящим, — Аглая горько усмехнулась. — Чем не нормальная семья?

Бедняга Инек. Только тебе некуда деваться…

На экране телевизора возникла бледная и ушастая физиономия человека, пытавшегося плеснуть кислотой в Яна:

— …это было настоящее отвратительное чудовище! Оно прыгнуло на меня и пыталось перегрызть горло. Вот, у меня до сих пор остались шрамы… — ушастый с готовностью продемонстрировал повязки и царапины.

Ева, откусившая от двух бутербродов сразу, подавилась, возмущенно расширив глаза, но не в силах разразиться протестами. Ян с удовольствием постучал по ее выгнувшейся спине.

— На себя бы посмотрел! — выдохнуло, наконец, «чудовище» вместе с роем крошек.

— Возможно, это тот самый монстр, о котором говорили раньше местные жители, — перехватила инициативу репортерша. — А может, это нечто новое. Говорят, где-то в этом районе проживает знаменитый горелом, и возможно именно потому, что он живет здесь, пробудилось так много чудовищ.