Горение (полностью)
Шрифт:
Когда Клемансо (поразительно, отмечал Дзержинский, это случилось всего два года назад), старый "дрейфусар" - защитник капитана французской армии, обвиненного в измене только потому, что был евреем, - смог наконец вынести в палату депутатов проект о восстановлении Дрейфуса в армии и присвоении ему звания майора, все националисты взметнулись со своих мест. Крайне правый депутат Пульези-Конти выскочил на трибуну в ярости:
– Правительство, допускающее такие оскорбления армии, - это правительство негодяев!
Заместитель Клемансо, радикал Сарро, близкий к социалистам, ударил оратора по голове; началась потасовка;
Клемансо - уже не частное лицо, но министр внутренних дел - в тот же день встретился с Пульези-Конти и сообщил, что он выбран своим другом и заместителем в качестве секунданта.
Пульези вытер ладонью разбитую губу (сделал это по-крестьянски, отметил Клемансо, хотя более всего гордится аристократическим происхождением) и кивнул на крайне правого депутата Мильвуа:
– В таком случае он будет моим доверенным. Я настаиваю на том, чтобы дуэль состоялась немедленно.
– Нет, - возразил Клемансо, - на этом настаиваете не вы, а мой друг Сарро.
Через час возле прелестной деревни Бурже, которая, впрочем, становилась уже частью столицы - город начинал пожирать и ее, - состоялся поединок; Пульези выстрелил первым, целил в сердце врага, прострелил ему плечо; револьвер бросил лишь после того, как Сарро упал на землю, обливаясь кровью.
– Я готов постоять, пусть стреляет лежа, - усмехнулся Пульези.
– Вы, милостивый государь, выиграли дуэль, - ответил Клемансо, - но проиграли будущее.
Вернувшись в палату депутатов, Клемансо сделал все, чтобы прошло решение о переносе останков Эмиля Золя, главного защитника Дрейфуса, в Пантеон; его знаменитое "Я обвиняю" именно Клемансо напечатал в своей газете, не будучи еще членом кабинета, а ведь за это открытое письмо великий писатель был осужден к тюремному заключению.
...Впервые Дзержинский начал по-настоящему присматриваться к Клемансо, когда тот санкционировал подписание займа царской России; на следующий день после столь открытого предательства французским радикалом русской революции Ленин отметил, что самодержавие получило два миллиарда франков "на расстрелы, военно-полевые суды и карательные экспедиции".
Второй раз Дзержинский вернулся к Клемансо, стараясь на его примере понять феномен политической игры, когда тот, готовя себе п а б л и с и т э для получения кресла премьера Франции, пригласил в Париж рабочего Раймонака - тот активно поддерживал его кандидатуру на выборах. Клемансо принял оружейника из Тулона в своем кабинете, угостил кофе и сливочным печеньем, долго расспрашивал о житье-бытье его товарищей, интересовался причинами неурядиц в промышленности, горестно анализировал, в чем сокрыта главная тайна бюрократизма, мешающего развитию республики: "Какой-то феномен, право! Нормальный человек, будучи избран в мэрию, в течение трех месяцев становится глухим чинушей, отгороженным от чаяний народа стенами ратуши! Отчего так?!"
Прощаясь, Клемансо поинтересовался, какую должность хочет получить его "тулонский друг".
– Мне говорили, что сейчас особенно прибылен пост налогового инспектора, заметил будущий премьер, - Люди всегда боятся того, кто наделен правом просматривать чужие документы и выносить с в о е решение...
– Нет, господин министр, благодарю вас, мне не нужны никакие должности.
– Но я должен хоть как-то отблагодарить тебя, мой друг!
– Вы имеете
– У меня есть две дочери, они тоже работницы, как и я. Белошвейки. Подарите каждой из них по вашей книге о тех мерзавцах, что затеяли дело Дрейфуса, которое опозорило Францию в глазах цивилизованного мира...
(Уже в тюрьме Дзержинский прочитал, что Клемансо добился выдвижения Раймонака в сенат республики; по этому поводу он сделал пометку: "Хрупкая мечта Зубатова; Царское Село не дало мерзавцу провести в жизнь такое; неизвестно, как бы развивались события, будь Николай хоть чуток умней".)
Вплотную Дзержинский начал изучать политический путь Клемансо, когда в Петербурге пронеслись слухи о том, что в правительство "доверия" может войти не только Гучков, но и Милюков, старавшийся изображать из себя умеренного оппозиционера Столыпину (не Царскому Селу!). Высказывались также пожелания, чтобы выдающиеся мыслители, типа Плеханова, не отвергали предложений о вхождении в кабинет, если такое - паче чаяния, понятно, - удастся вырвать у с ф е р.
Именно тогда Дзержинский еще раз подивился скальпельской точности ленинской мысли, который постоянно упреждал об опасности блока с кадетами; "элегантная" контрреволюция нестрашнее явной, охотнорядческой...
Действительно, думал он, как мог республиканец Клемансо, мэр революционного Монмартра в дни Парижской коммуны, став - спустя двадцать пять лет - министром, отдавать приказы на расстрелы рабочих?! Как он мог поддерживать Николая Кровавого, дав ему заем?! Что двигало им?
...Дзержинский связался с Розой Люксембург и попросил ее - желательно через товарища Карла Каутского, который особенно часто бывал в Париже, достать всю имеющуюся литературу о Клемансо, а также газетные и журнальные публикации, собранные в библиотеке Сорбонны.
Бандероль пришла в Варшаву уже после того, как Дзержинский был в очередной раз арестован; тогда его удалось спасти, внеся залог и получив справку от врача: действительно, арестанта бил кашель, чахотка с кровотечением; в империи не кончилась "хрупкая весна либерализма", боялись оппозиционной прессы, да и банки Парижа, Берлина и Лондона еще ставили свое субсидирование Петербурга в зависимость от в н е ш н е г о соблюдения номинальной законности - особенно по отношению к инакомыслящим интеллигентам и инородцам.
Дзержинский, однако, не сумел тогда поработать с документами - сразу же выехал в Стокгольм и Гельсингфорс; затем отправился в Берлин, на совещание, вернулся в Петербург, оттуда в Варшаву - и только здесь выкроил несколько ночей для конспектирования материалов, собранных Каутским.
В тюрьме продолжил работу, увлекся; все парадоксальное, выходящее из рамок очевидного, занимало его, хотелось докопаться до сердцевины явления.
...В жизненном пути Клемансо он выделил несколько этапов: окончание медицинского факультета, четырехлетний тренаж в Соединенных Штатах, где по-настоящему сложились его республиканские убеждения, возвращение в родную Вандею, врачебная практика, начало франко-прусской войны, когда скрестили свои шпаги король Наполеон III и прусский премьер Бисмарк, трагический разгром французской армии под Седаном, позорная сдача Наполеона в плен, гнев парижан, уличные демонстрации, требование свержения ненавистной монархии, сковывавшей дух и тело народа...