Горгона и генерал
Шрифт:
Со стилетами в рукавах длинного халата, Гиацинта осторожно приоткрыла дверь, и тут же чужие жесткие и холодные пальцы сжали её горло, кто-то, скрытый под плащом, втолкнул её внутрь комнаты, прижимая к стене.
Ну вот, как она завтра объяснит генералу синяки на своей шее?
Гиацинта не торопилась нападать, решив дать незваному гостю возможность высказаться.
Ведь зачем-то он явился к ней среди ночи.
— Я сохраню тебе жизнь, — прошелестел тихий голос у неё над ухом, — а ты отдашь
— Дурацкая сделка, — не задумываясь, отказалась Гиацинта, — моя жизнь столько не стоит. Есть что-нибудь поинтереснее?
Пальцы сжались сильнее. Господи боже, к чему такие крайности? Ей же придется месяц носить платья с высокими воротниками.
Воздуха становилась все меньше, а в глазах темнело.
Снова вспомнился Крауч, его плети, его руки, которые так любили причинять боль. Наверное, с тех пор она вообще перестала этой боли бояться.
Ну что может случиться такого, чего еще не было?
Пообещав себе, что она досчитает до десяти и лишь потом порежет на лоскуты этого придурка, Гиацинта сосредоточилась на цифрах, изо всех сил стараясь не потерять сознание.
Незнакомец ослабил хватку на семерке.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Денег?
— Пффф. Хочу стать королевой.
— Королевой чего? — опешил незнакомец.
Гиацинта с силой оттолкнула его от себя, прошлась по каморке. Два шага вперед и столько же назад.
— Королевой чего-нибудь. Так и передай своему хозяину.
— Ты сумасшедшая, да?
— Вероятно. Тому, кто вас послал, придется с этим считаться.
Фигура в плотном плаще отступила назад, поклонилась и скрылась за дверью.
Гиацинта тщательно закрыла дверь. Ноги противно дрожали.
Утром они рано собирались в путь, и Гиацинта надеялась, что Трапп не станет её так уж сильно разглядывать.
Но когда он её не разглядывал!
— Что это такое? — требовательно спросил он, указывая на плотный платок на её шее.
— Простыла, — ответила она немного более хрипло, чем обычно. В горле саднило.
Они находились на улице, во дворе постоялого двора. Найджел уже вел их лошадей.
— Иди сюда, — рявкнул Трапп и, приобняв за талию — прямо на глазах родного жениха, поганец! — увлек в сторону стойла с лошадьми.
Прекрасно, Катарина, здесь тебе самое место.
Трапп нетерпеливо размотал её платок, и его серые глаза стремительно потемнели.
В последний раз она видела его таким бешеным на Косом перекрестке, когда он кричал на неё из-за Антуана и обвинял в том, что предательство у неё в крови.
Они едва не подрались, занимаясь любовью, а потом Трапп был так нежен и бережен, что в ту ночь ей захотелось принадлежать только ему и больше не знать других мужчин.
Никто до него не превращал её тело в храм, остальные лишь использовали и
— Что это такое? — отрывисто спросил Трапп. Он всегда начинал говорить медленно, когда пытался держать себя в руках.
— Ты обещал не задавать вопросов, — осторожно ответила она, прекрасно понимая, что ходит сейчас по очень тонкому льду.
Любой другой мужчина давно бы ушел и ни разу не оглянулся.
Но Трапп стоял перед ней — небритый, яростный, отросшие волосы с густой проседью падают на лоб, широкая челюсть воинственно выдвинута вперед, желваки ходят ходуном.
Стихия.
— Гиацинта, не заговаривай мне зубы, — еще медленнее и еще тише произнес он. — У тебя же вся шея черная!
Если она расскажет ему правду — он накроет её колпаком своей защиты и не позволит ни на шаг от него отойти.
И тогда её разорвет в клочья от сложной смеси злости, страха и желания.
Не останется ни Катарины, ни Гиацинты.
Да и вообще она не терпела, когда кто-то сует нос в её дела. Обязательно потом или шантажировать начнут или используют в своих интересах.
— Пьяный забулдыга, — ответила она как можно увереннее. — Перепутал комнаты, вломился ко мне, бедолага… Трактирщику пришлось отправлять его ночью к лекарю.
Трапп посверлил её немного глазами, коротко приказал оставаться на месте и вышел.
Гиацинта поправила платок. Сейчас генерал сходит к трактирщику и найдет там полное подтверждение этой истории с сотней извинений.
И, конечно, ни во что не поверит.
Он вернулся очень быстро, мрачный, замкнутый, скользнул взглядом по платку, взял за руку.
— Нам пора ехать дальше, — сказал относительно спокойно. — И чтобы ни на шаг от меня не отходила!
Да черти бы его слопали, этого Траппа!
38
Наконец-то проглянуло солнце, и сразу стало ощутимо теплее. Деревья тоже начали меняться, и Гиацинта напрасно втягивала носом воздух, мечтая ощутить запах южных лесов.
Но настроение уже безудержно улучшалось, да и Джереми болтал без умолку, явно повеселев. Гиацинта его понимала: их обоих, как людей, росших на улице, солнце грело изнутри, а не только снаружи.
Любуясь оживленным лицом брата, она невольно вспоминала тот пыльный день, когда посадила его в дилижанс и по всем его карманам распихала печенье и конфеты. Отдала деньги, которые смогла накопить, возничему, попросив приглядеть за мальчиком в дороге.
Когда дилижанс тронулся и медленно покатился по мостовой, Гиацинта испытала огромное чувство облегчения. Теперь её жизнь изменится навсегда, и больше ей не придется заботиться ни о ком. В тот день она бежала к дому старой мымры Кавинтон едва не вприпрыжку.