Горгона с пихтовой веткой
Шрифт:
– И вы не знаете, что внутри? Ну не смешите меня, Лолита Аполлоновна, вы же умная женщина. Это пихтовое масло, которое производят в секте «евдокийцев» – Пихтовом толке.
– Что-что-что?! – Бесстыдникова сделала круглые глаза.
– То есть вы все-таки хотите общаться со следователем, а не со мной? Уверяю – к самоубийству вашей выпускницы Тамары Косовой начнут относиться иначе, если я докажу вашу связь с батюшкой Иваном. А я ее докажу, можете мне поверить.
– Да я знать не знаю, кто это! – рявкнула Лолита. – И кто подарил мне эту бутылку –
– Ничего, позже вспомните. Так что – будем про Евсееву или я все свои наработки прямо сейчас отвезу следователю, ведущему дело Косовой? Связь прямая – обе учились у вас охмурять мужчин, да вот что-то не так пошло, и теперь одна в петле, а вторая пропала. Очень плохая реклама, Лолита Аполлоновна. А добавьте к этому акт о содержании наркотических веществ в печенье, которое опознает любая ваша ученица, – совсем ведь некрасиво. И на срок тянет. И не на три года, как в прошлый раз.
Бесстыдникова слегка побледнела:
– И это раскопали?
– А что там было копать-то? – пожала плечами Тина. – Вот с Косовой пришлось повозиться, да, всю ночь над сводками сидела. А ваша судимость – дело двух секунд. Не удалось базы почистить?
Бесстыдникова села на свой трон, закинула ногу на ногу и спросила:
– Сколько?
– Что – сколько? – не поняла Тина.
– Денег, говорю, сколько хочешь?
– Да вы шутите.
– Я никогда не шучу в денежных вопросах. Сколько ты хочешь за свои бумажки и за то, чтобы это все до следаков не дошло?
– Вы не понимаете, да? Я ищу Оксану Евсееву, у меня заказ от ее матери, и я найду ее непременно. А деньги… на адвоката оставьте, пригодятся еще.
Бесстыдникова вдруг подалась вперед и зашипела:
– Ты всерьез думаешь, что тебе все это сойдет с рук? Да ты теперь и знать не будешь, в какой момент умрешь, дура!
– А вот это напрасно, – Тина пожала плечами. – И Волокушина вашего я не боюсь, у меня к нему свой личный вопрос имеется, и я его непременно задам, будьте уверены.
Лолита задохнулась, рванула воротник шелковой блузки, замотала головой:
– Не докажешь! Ничего не докажешь!
Володина встала, пошла к двери и там демонстративно вынула из кармана диктофон, щелкнула кнопкой:
– Посмотрим. Всего доброго, Лолита Аполлоновна.
Она едва успела закрыть дверь – в спину ей полетела ваза, запущенная рукой Лолиты. За дверью раздался сперва грохот и звук разбившегося стекла, а потом утробный вой Бесстыдниковой.
«Однако мне пора отсюда убираться на всякий случай», – подумала Тина и побежала к лестнице.
Сделала она это вовремя, потому что через пару минут в коридоре появилась та самая девица с тренинга и начала методично обшаривать все закоулки этажа, а затем пошла к лифтам. Тина успела выехать со стоянки до того, как телохранительница спустилась и вышла на улицу.
Отъехав за два квартала, она свернула в первый попавшийся двор без шлагбаума, припарковалась и выдохнула. Помимо ответов
«Где же он все-таки срок отбывал в последний раз? – думала Тина, по привычке грызя костяшку указательного пальца. – Вовка со мной с утра не разговаривал, так что у него не спросишь… и спать так хочется – ужас».
Она всю ночь просидела над сводками, которые ей молча принес и положил на стол Добрыня, выискивая подходящий женский труп, и он нашелся – Тамара Косова, тридцать лет, самоубийство через повешение. Дело завели в Хамовниках, нужно было ехать туда и пытаться поговорить со следователем, но Тина вдруг почувствовала, что сильно устала и вообще не может никуда ехать. Разбиться на машине не хотелось, потому она приняла незатейливое, но единственно верное сейчас решение – закрылась в машине и уснула.
Злой, как черт, Добрыня ехал в Хамовники. С утра он не разговаривал с Тинкой, давая той понять, что она не права и ее личная погоня за Волокушиным не должна быть в приоритете, даже если так вышло, что он сам подвернулся под руку. Кроме того, Добрыня опасался, что старый матерый уголовник быстро разберется с настырной дочкой застреленного им опера – срок тогда он получил большой, но как-то сумел выкружить УДО, хотя оно ему ну никак не полагалось.
«Черт меня вообще дернул ей сказать… – думал Вовчик, плетясь в плотном потоке за старенькой «Волгой». – Хотя… рано или поздно сама бы додумалась. И теперь как быть? Я не смогу ее удержать и не смогу защитить, Тинка вечно лезет на рожон. Надо на Алтай ехать срочно, может, там в делах забудется хоть ненадолго».
В Хамовники он решил ехать сам, понимал, что жена так и так попросила бы, но они не разговаривали. В Хамовниках же служил приятель Добрыни по Школе милиции, Никита Кошелев, и вот с его помощью Вовчик и хотел выйти на следователя, ведущего дело о самоубийстве Тамары Косовой.
Майор Кошелев встретил его громким удивленным возгласом:
– Какие люди! Ты чего, Добрыня, в нашу степь? По делу или так, потрепаться?
– Потрепаться по делу – так пойдет?
– Ты проходи, – Кошелев открыл дверь кабинета и впустил Вовчика внутрь. – Я сейчас, дежурному кое-что передам и вернусь.
Кущин устроился за столом, оглядел кабинет. Приятель, похоже, вообще не придавал значения тому, где сидит, и даже наполовину развалившиеся жалюзи на окне его не смущали.
– Ты, Кошель, как был разгвоздяй, так и остался, хоть и погоны майорские у тебя, – пошутил Вовчик, когда Кошелев вернулся.
– Ай, не до того! – отмахнулся он, садясь в кресло. – Работы по горло, не до уюта. Тебя чего занесло-то к нам?
– Да нужен мне, Никита, следак, который по делу о самоубийстве женщины работает. На пару слов бы, только спросить.