Горит ли Париж?
Шрифт:
Шпейдель вспоминал, что обычно энергичный фельдмаршал вернулся обессиленным. Он был небрит, осунулся и вдобавок пребывал в ней свойственной для него депрессии. Модель рухнул в кресло. Эта инспекционная поездка, сообщил он Шпейделю, была кошмаром. В худшие переделки он попадал разве только на Восточном фронте. Он был поражен, узнав, что ситуация намного хуже, чем он ожидал. Повсюду его люди были измотаны и деморализованы. Фронт, если его действительно можно назвать фронтом, был развален. Эта поездка продемонстрировала чудотворцу Гитлера, каково на самом деле будет его первое чудо. Моделю придется каким-то образом восстановить порядок на Западном фронте. На каком-то участке этого чрезмерно растянутого и раздробленного фронта Моделю придется начать игру, чтобы получить время для перегруппировки потрепанных сил.
К такому решению его подвели два фактора. Во-первых, Хольтиц. С момента начала восстания Хольтиц сознательно и систематически занижал масштабы проблемы в Париже. В утреннем донесении из Большого Парижа, по — лученном в 8.20 в воскресенье, 20 августа, говорилось о «спокойной ночи. Лишь изолированные и незначительные стычки утром». Донесения за субботу также были обнадеживающими. Судя по представленным ему в то утро донесениям, у Моделя не было никаких причин полагать, что в Париже возникли какие-то проблемы, выходящие за рамки нескольких «террористических» акций [21] .
21
Двадцать лет спустя в Баден-Бадене Хольтиц объяснил, почему он преднамеренно приуменьшал масштабы столкновений в Париже в докладах своему командующему. Как и большинство немецких генералов, он опасался быстрой и безжалостной реакции Моделя. Он не хотел привлекать внимание к себе и Парижу.
Вторым был тщательно обдуманный еженедельный доклад разведки, составленный начальником разведки Западного фронта подполковником И. Г. Штаубвассером. Он был закончен накануне вечером. «Союзники, — заявлялось в докладе, — в составе 53 дивизий [22] готовятся ударить на восток вдоль дороги Кан — Лизьё и к северу и северо-западу от Дрё, чтобы попытаться окружить немецкие войска к западу от Сены ниже Парижа». Одновременно делался прогноз, что они «ударят к востоку от Орлеана, южнее Парижа».
22
Немецкие офицеры постоянно преувеличивали противостоящие им силы союзников. В действительности на тот день в Нормандии было лишь 39 дивизий союзников.
Убедившись таким образом, что непосредственной угрозы Парижу нет, Модель принял решение сосредоточить силы вначале на выводе войск, находящихся под угрозой окружения к западу от нижнего течения Сены. Он перебросит их через Сену, прежде чем союзники смогут захлопнуть ловушку. Затем он начнет работать над «оборонительным поясом», который Гитлер считал первоочередной задачей. Когда прибудут обещанные подкрепления — 26-я и 27-я танковые дивизии СС, — то они и все уцелевшие части 7-й армии могут быть переброшены через город для занятия укрепленных оборонительных позиций на его окраинах. Начальнику оперативного управления группы армий «Б» полковнику Гансу фон Темтгльхофу Модель продиктовал приказы, которые должны были обеспечить выполнение его первых решений, принятых в качестве командующего Западным фронтом. Но он недоучел одну вещь. Он не сообщил коменданту Большого Парижа, что ОКВ выделил ему танковые дивизии. Эта промашка будет иметь роковые последствия.
Когда Модель ушел, Шпейдель остался стоять в задумчивости посреди кабинета. На стенах висели три гравюры, которые он купил четырнадцать лет назад, будучи студентом Сорбонны. На протяжении всех этих лет они следовали за ним повсюду, даже в эту подземную крепость. На этих гравюрах XVIII века были изображены Тюильри, Версаль и Нотр-Дам. На мгновение Шпейделю пришла мысль, что они тоже могут быть разрушены в той безумной катастрофе, к которой привел Европу Гитлер.
Резиденция Дитриха фон Хольтица в отеле «Мёрис» не была украшена гравюрами. Позади стола, напротив карты Парижа, граф фон Арним повесил огромную карту
Мрачные размышления пруссака прервал требовательный звонок телефона. Это был телефон, который через расположенный наверху коммутатор Брессендорфа связывал его непосредственно с ОКВ и Берлином. Генерал-оберст Йодль звонил ему уже в третий раз. Резкие нотки в его голосе подсказывали фон Хольтицу, что начальник штаба фюрера был крайне возмущен.
Фюрер, сказал он, требует от Хольтица личных объяснений, почему ОКВ не получил ни единого доклада о взрывных работах, которые ему было приказано осуществить в районе Парижа. Фон Хольтица обеспокоил и смутил этот вопрос. Четыре специалиста, присланные Берлином, уже закончили работу сегодня утром. В кабинете у него лежали результаты их работы — скрупулезно составленные планы уничтожения свыше двухсот промышленных предприятий, включая — что немало позабавило Хольтица — две велосипедные фабрики. Вскоре эти люди вернутся в Берлин. Он уже не мог более объяснять невыполнение приказа о взрывных работах ссылкой на то, что их предварительная работа еще не завершена. Застигнутый врасплох нетерпеливым собеседником на другом конце провода, Хольтиц вынужден был дать объяснение — единственное, которое у него было и о котором он сразу же пожалел. Он не мог начать взрывные работы, сообщил он Йодлю, потому что его люди заняты подавлением вспышек «терроризма» по всей столице.
Йодль, вспоминал позднее Хольтиц, был потрясен известием. В состоянии шока Йодль долго молчал. Он только что вышел с первого в тот день совещания у Гитлера. Стенограммы распоряжений Гитлера еще были в его блокноте. Тот опять подчеркнул, что «огромную важность следует придавать обороне Парижа и, следовательно, должны быть приняты все меры к его обороне». Фюрер, сказал Йодль фон Хольтицу, придет в ярость, когда узнает, что в Париже волнения. Он предупредил коменданта Парижа, что тот должен принять все возможные меры для восстановления в городе порядка.
Затем, тщательно подбирая слова, произнося их сухим, размеренным тоном, чтобы донести до фон Хольтица весь смысл сказанного, Йодль объявил: «Что бы ни случилось, фюрер рассчитывает, что вы осуществите максимально возможные разрушения во вверенном вам районе».
Прислушиваясь к мягкому шороху нормандского дождя, Верховный главнокомандующий вышагивал по деревянному полу картографического тента в своем передовом штабе «Шеллбёрст» в Гранвиле, что раскинулся у основания полуострова Котантен. Дуайт Эйзенхауэр терпеливо и сосредоточенно ждал посетителя. Он был уверен, что точно знает, чего хотел Шарль де Голль в тот дождливый августовский день — Парижа. И решил, что пока не отдаст ему этот город.
Как и де Голль, Эйзенхауэр несколькими часами ранее узнал о разгоравшемся в городе сражении. Когда ему стало известно об этом, он пришел в ярость. По его мнению, восстание в Париже создавало «как раз такую ситуацию, которой я избегал, ситуацию, которая была вне нашего контроля и могла заставить нас изменить планы прежде, чем мы будем к этому готовы». Эйзенхауэр не сомневался, что де Голль собирался прибыть в «Шеллбёрст», чтобы заставить его изменить эти планы. Он противился такому давлению, видя в этом еще один пример раздражающей привычки де Голля «пытаться заставить нас изменить планы, чтобы удовлетворить свои политические нужды». Для американского генерала, возглавлявшего армии союзников, «политические аспекты были вторичными». У него была лишь одна забота — сражаться с немцами. И он не позволит, чтобы что-то, даже Париж, задержало его. Услышав приближающиеся шаги, он вновь поклялся «не брать обязательств в отношении Парижа».