Горизонталь
Шрифт:
– Ладно, я пойду помогать жениху.
– Давай-давай.
– А кстати, пива-то дашь пару полторашечек «Жигулей»? Кузьма сказал на него записать, вечером тебе и отдаст.
– А шестьсот сорок четыре рубля?
– И шестьсот сорок четыре рубля. У него приданое ж теперь есть.
– Приданное – это когда дочь замуж выходит.
– А у мужиков как называется?
– Я не знаю!
– Ну, я пойду? – Кольцов ухватился за ручку холодильника и жалостливо посмотрел на Жанку.
– Ладно, так и быть, как же отказать настойчивому
– Ты просто лучшая!
Он схватил добычу и, как хитрый лис, нырнул в свою нору. Холодненькое пиво пошло по горлу, словно магический эликсир. Санёчек никогда не чувствовал себя так хорошо.
– А че одна-то? – негодовал Кузьма, потягивая сигареточку, сидя на лавке у крыльца.
– Вторая внутри, – Кольцов погладил свой живот.
– Жанка долго ломалась?
– Да ладно, я бабу, шоль, приболтать не могу? Эту вон вчера приболтал, – он указал на суетящуюся в окне Вику, – а уж жирную Жанку твою проще пареной репы. Я ей в уши пару слов ласковых кинул – и все, посыпалась баба.
– Хорошо-то как! – пена лилась по бороде Гуська, но счастья это не убавляло на его лице. – Малой еще должен канистру притаранить шоколадного.
– Коньяка?
– Ага. Не пробовал?
– Ну да, на киче-то каждый день только коньяками и поили на ужин, да фазана с пармезаном на серебристом блюде.
– Ладно ты, не пыли. Нервный какой стал.
– Всегда такой был, – буркнул под нос Санёчек.
– Батюшки, кто это у нас тут вернулся? Суженый-ряженый! – в дверях оказалась Виктория в фартуке и с длинной сигареткой в зубах. – А я уж думала, что сбежал. Ночью-то жениться обещал, – хозяйка засмеялась, – а утром сбежал. Мужики любят так делать. Поматросил и бросил. А девкам потом рыдай в подушку да по психиатрам ходи.
– Э-э-э-э, че началось-то? – запротестовал Кольцов, – какие психиатры?
– Прикури! – командным голосом сообщила леди и наклонилась с крыльца вперед через резные деревянные перила.
Санёчек, будто Прометей, добыл огня для нуждающейся, но, резко убрав зажигалку, дернул возлюбленную на себя, чтоб поцеловать.
– А-а-а-а, сигарета! – улыбчиво верещала Вика в попытках отстраниться.
– Эй, голубки, пиво все пролили! – ворчал Гусёк.
Кольцов выдернул изо рта своей пассии дымящую папиру и смачно жахнул ее в десны, дама была не против и ответила страстной взаимностью.
– Пивом как вкусно пахнет от тебя! – улыбнулась Виктория, а затем вернула потухшую сигарету на штатное место. – Твоя Клеопатра требует огня, мой Цезарь!
– Ты понял? – заржал Кольцов, слегонца пнув Кузьму в бок. – Я, нах, Цезарь.
Огонь ударил по табаку. Запахло клубникой.
– Клубничные! – пояснила Вика.
– Да я понял, не тупой чай. А лярвы эти где ваши?
– Не лярвы, а приличные девочки! Мась, ты чего буянишь?
– Какой я тебе мася?
– Такой и мася.
– Не называй меня так. Ровный пацан не мася, уяснила?
–
– Лярвы, говорю, где эти?
– Спят, мы ж канистру с утра початую добили, – отозвался Гусёк, – соседи еще заходили. Джаз вообще был. Лехан чуть гармонь не порвал. Они, кстати, свинью забили, вечером шашлы будем жарить.
– Кольцов, я чего-то не поняла? Ты на глазах своей женщины другими бабами интересуешься? – негодовала Клеопатра.
– Ты че, малая, – Санёчек обнял даму сердца, – так просто спросил, интереса ради, ты у меня номер один.
– Ночью отработаешь, мась, понял? – Вика развернулась и пошла в дом. Ускорения ее заднице придала ладонь Цезаря.
– Не называй меня масей.
– Да, да, да! – уже из дома ответила она.
– М-м-м, какая! Сучка!
– А я говорил, тебе понравится.
– Сам-то не жалеешь?
– Пиво вот разлилось, это жалею, а то – нет.
– Слушай, а че за темка с металлом?
– О-о-о-о, малый мой, на прицепном заводе нашел, где кабель дернуть телефонный. Чистая медь.
– А его ж разбанковали весь, не?
– Зады еще не разбанковали. Там есть чем поживиться. Правда, охрана, но ты не переживай. Дедки одни. Они в кашу каждый вечер. Храпят, знаешь как? Как «Боинг», епт! – Кузьма заржал. – Да и угонятся они за нами, че ль? Тема ровная. Пришли, забрали, ушли. Я не люблю насилие, Санёчек. Я бизнесмен. Кровь – непозволительная роскошь.
– Ты заебал своим «Крестным отцом».
– А ты заебал своим Цоем, я ж молчу.
– Не молчишь вот.
– Ладно, не пыли.
– Кабеля много?
– Да кто ж его знает, Микола раскопал уже, надо только зацепить и дернуть. А там как повезет.
– Цепь есть?
– Есть.
– А трактор?
– Да хули, «Т-500» подгоним и дернем. Че ж нам-то?
– Че-е-е-е?
– В очо, епт.
– Ты че так базаришь?
– А че ты тупишь? «Жигулем» цепляем и дергаем. Какой трактор? Всю охрану побудишь.
– Не потянет.
– Пря-я-я-ям. Все потянет. Че ты думаешь, мы первый раз, че ль?
– Я больше за тебя сидеть не буду. Твоя очередь!
– Да не ссы ты. Они спят как убитые. Даже если и проснутся, не полезут. Им на кой? Там зарплата копье, особо не разгуляешься. Хер ж знает, кто на делягу пришел, могут и пером в бок наградить. Надо оно кому? Не-е-е-ет. Все ровно, ровнее некуда. Завтра пойдем в ночь.
– Не вопрос.
Скрипнула калитка, и во двор, будто Красная Шапочка, вприпрыжку, размахивая корзинкой с бабушкиными пирожками, влетел Микулай, только размахивал он белой канистрой с шоколадным коньяком, игриво бултыхающимся внутри.
– Празднику быть! – Кузьма во все золотые зубы заулыбался, а затем свистнул в два пальца.
Через пару минут из-за забора показалась голова соседа, седая и с жиденькой бородкой. На вид ему было лет сорок-пятьдесят, а лик его молчаливо пояснял, что за воротник тот закладывал с необычайным постоянством.