Горизонты и лабиринты моей жизни

Месяцев Николай Николаевич

Но их борьба была исторически ограничена теми объективными условиями, которые сложились вовне и внутри их стран. Народно-демократические революции, происшедшие в странах Восточной, Юго-Восточной Европы, в Азии и в Латинской Америке, были несомненным следствием разгрома германского нацизма, итальянского фашизма, японского империализма и подъема национально-освободительного движения. Эти движения переросли или в режимы народной демократии, а затем — в диктатуры рабочего класса, или сразу стали таковыми.

Коммунистические и рабочие партии по воле народа пришли к власти как правящие. Перед их первыми

лицами — вождями — был один-единственный исторический пример построения общества без эксплуатации и других видов социального и национального угнетения трудящихся.

Авторитет Страны Советов в годы Второй мировой войны настолько возрос, а его воздействие на мир в целом и его составные было столь сильно, что не учитывать накопленный опыт преобразования государства, раскинувшегося на одной шестой части земной суши и населенного более чем ста национальностями и народностями, было бы невежеством.

Однако мудрость первого лица состояла в том, чтобы, учитывая исторический опыт СССР, прокладывать путь своей стране сообразно ее историческому прошлому, национальным особенностям, прогрессивным обычаям и демократическим традициям народа. Мне представляется, что глубокое философское и политическое осмысление советского опыта с учетом специфических особенностей своих стран вождями осуществлено не было. Дух критицизма, заложенный в основу методологии марксизма, был отодвинут. И потому почти во всех странах в той или иной мере были повторены ошибки, сделанные в СССР.

Главными из них являются следующие:

— копирование сталинской модели властвования; ставка на насильственные, преимущественно административные методы социалистических преобразований;

— недооценка необходимости широкого развития демократических процессов, прежде всего в самой правящей партии, а также во всех сферах экономического, социального и культурного строительства;

— подстегивание темпов социалистических преобразований и в этой связи постепенный отрыв действительного осознавания массами трудящихся необходимости, выгодности, целесообразности этих преобразований, вполне сознательного их выбора от декларируемого официальными властями уровня массового сознания;

— разрыв между вождями — партией — массами в этих условиях нарастал: неудовлетворенность политикой, скрытая — чаще, открытая — реже, порождала в одном случае равнодушие, безразличие, в другом — формирование оппозиции, диссидентства;

— вожди в большинстве социалистических стран, может быть, в известной мере, за исключением Китая, Кореи, Кубы, мало заботились о творческом развитии теории марксизма-ленинизма применительно к изменяющемуся буквально на глазах миру.

К сожалению, многие из первых лиц в братских социалистических странах в том, что касалось теории, ориентировались на КПСС, идеологи которой в этой сфере были по существу бесплодны, особенно в 70-х — начале 80-х годов. Концепция развитого социализма стала одним из существенных источников догматизма в теории и застоя на практике;

— опора на административные меры хозяйствования повела к пренебрежению научной разработкой экономических стимулов, что в свою очередь стало одной из главных причин затратной системы ведения хозяйства, его слабой восприимчивости к техническому прогрессу и творческой инициативе

трудящихся;

— вожди, укрепляя административно-бюрократическую систему, волей-неволей принижали человека, превращая его в простого исполнителя; они своевременно не обратили внимание на образование, здравоохранение, культуру, на другие людские нужды, или иначе говоря, первые лица шли по неправильному пути — недостаточное овеществление социального, гуманистического потенциала социалистического строя;

— первые лица не подняли партию, массовые организации трудящихся на борьбу со складывающейся в обществе коррупцией, взяточничеством, спекуляцией и другими негативными явлениями, порождавшими паразитизм, стяжательство, способствовавшими появлению теневой экономики;

— вожди не поняли того, что мерами экономическими, политическими, идеологическими нужно сделать акцент на первой части формулы социализма — «от каждого по труду», чтобы каждый член общества производительно трудился, овладевая достижениями научно-технической революции, обгоняя по темпам роста производительности труда коллег из передовых капиталистических стран; превратить эту формулу в живую будничную практику миллионов;

— и последнее: они, вожди, вовремя не увидели разрастания в обществе равнодушия и социальной пассивности граждан — в отличие от противников социализма из зарубежных капиталистических стран, которые постоянно использовали эти недостатки в целях разложения социалистического общественного и государственного строя и реставрации капитализма.

Конечно, задним числом говорить о просчетах первых лиц в конце 60—70-х годах просто. Естественно, повинны в них не только первые лица, а и руководящее ядро коммунистических и рабочих партий, действовавших в каждой отдельной стране.

Наибольшую ответственность несет руководство КПСС, которое авторитетом своей партии, Великой Державы «подминало» под себя руководителей братских социалистических стран. А те не были столь мужественными, чтобы прокладывать свои социалистические пути, учитывающие все и всяческие особенности исторического развития их стран. К чему все это привело после периода стагнации общественного развития в этих странах в 70-х — начале 80-х годов, известно.

«Архитекторы» и «прорабы» перестройки 80-х годов оказались неспособными найти пути преодоления крупных недостатков и ошибок, сложившихся в процессе строительства социализма. Да нет же, не то. Наоборот, их «способностей» хватило с избытком на то, чтобы развалить не только Великую Державу — Союз Советских Социалистических Республик, но и помочь силам реакции разрушить содружество социалистических государств. Ведь это и была их программная установка, их цель.

Тогда, на пороге 80-х годов, мы, молодые, не могли предвидеть всех пагубных последствий того, что уже начинало давать о себе знать. Не было оснований думать и о том, что процесс стагнации общества пойдет такими быстрыми темпами. Может быть — и наверняка — мы были бы решительнее в своих суждениях и особенно в действиях, если бы могли предвидеть грядущее. К тому же тогда не хотелось верить, что время так быстро катится, что на историческую сцену готово выйти новое поколение и скоро самим можно будет записываться в старики.