Горькое лекарство
Шрифт:
Процесс выписки прошел гладко. Стараясь завлечь также и платных пациентов округи, «Бет Изрейэль» поддерживал высочайший профессионализм буквально во всем. По крайней мере, Лотти так утверждала. И дежурная сестра и клерк, заведовавший историями болезней, были обворожительны, не то что миссис Кеклэнд в «Дружбе-5». Они дали мне порошки, микстуру и велели явиться через неделю для снятия швов. Мистер Контрерас любовно настраивал радиоприемник. Мы ехали домой, с наслаждением слушая спортивный комментарий об эпохальной бейсбольной схватке сильнейших соперников-чемпионов страны.
Он захотел непременно подняться ко мне и убедиться,
Я прожевывала жаркое мелкими кусочками, запивая его глотками виски, когда прибыла полиция. Я лениво встала и нажала кнопку домофона. Детектив Роулингс назвался, и я вспомнила, что доктор Пирвиц говорил, якобы полиция жаждет встречи со мной. Больницы обязательно передают полицейским информацию о всех насилиях. Это облегчает работу полисменов и помогает жертвам.
Роулингс прямо-таки излучал фальшивую светскость. На нем были джинсы и тенниска, что не только не скрывало пистолет под пиджаком, но, напротив, гротескно выдавало его наличие. Роулингса сопровождал полицейский в форме, чувствовавший себя несколько скованно в присутствии старшего по званию.
– Ну что, немного порезались, мисс Варшавски? – осведомился Роулингс.
– Так ведь не очень заметно. Однако хирург, кажется, так не считает. Я сказала ему, что вас тоже не проведешь.
– Ох, сдается мне, что я вдоволь навидался всяких ножевых ранений на своем веку, меня и в самом деле не проведешь. Ну а теперь к делу. Вот что меня интересует: разница между частным детективом и адвокатом. Кто вы, мисс Варшавски? Юрист или детектив?
Мистер Контрерас приблизился ко мне, но в беседу не вступал. Я любезно представила его Роулингсу, прежде чем ответить на вопрос.
– Я и то и другое, детектив Роулингс. У меня есть официальная адвокатская лицензия штата Иллинойс по полной форме. Но у меня также имеется лицензия на право занятия частным следовательским сыском. Тоже в полном порядке. По крайней мере, в пределах этого штата.
Я села в кресло. Роулингс разместился на софе напротив меня. Человек в форме навытяжку стоял рядом с ним, держа блокнот наготове. Мистер Контрерас прикрывал мой тыл. Дуэлянты и секунданты. Когда бросают платок, дуэлянты должны выстрелить одновременно.
– Почему в тот день вы не сказали мне, Варшавски, что вы тоже детектив?
– А я в тот день таковым не являлась. Приехала с врачом Хершель в качестве ее адвоката. Она провела детские годы в окружении фашистских штурмовиков и с тех пор испытывает страх перед людьми в форменной одежде. Это необоснованно здесь, в Чикаго, но тем не менее...
Глянув мне в лицо, Роулингс сузил глаза.
– Вы же знаете, что вы популярны и ваше имя известно... Когда вы уехали, я справился у сержанта. Он помнил еще вашего отца. А вчера поговорил со своим дружком Терри Финчли, который служилв южной
– Ну, и почему не сделали?
– О, не знаю. Терри сказал, что вы – большая заноза в заднице, но добиваетесь результатов. Вот я и решил: а вдруг вы и для меня что-нибудь откопаете? Ну, теперь-то вижу, что насчет занозы он был прав... Перейдем ко второй части – результатам. В каком это салоне красоты вы вчера побывали?
Я закрыла глаза.
– Сто лет назад я подвизалась на ниве адвокатуры. Финчли вам об этом сказал? Ну так вот, прошлой ночью мне выпала честь встретиться с одним из моих бывших клиентов. А он, как оказалось, не оценил мой труд, оказанную мною когда-то помощь. Однако всем ведь не угодишь, я полагаю?
– Нет ли здесь связи со смертью Малькольма Треджьера?
– Не думаю. Возможно, ошибаюсь, но мне кажется, дело в личной обиде.
– Где это произошло?
– Около Северного округа.
– А точнее?
– Северная авеню. Уоштено.
– А, Гумбольдт-парк? Какого же лешего вы там делали, Варшавски?
Открыв глаза, я увидела, что Роулингс напрягся, даже заерзал на софе. Он выглядел обозленным, или мне это показалось. Мистер Контрерас бормотал что-то нечленораздельное. Возможно, ему не нравилось, что Роулингс ведет себя со мной так бесцеремонно, а может, думал, что не следовало бы легавому отчитывать меня.
– Так вот, я беседовала с моим разобиженным бывшим клиентом.
– Как бы не так! Да и не были вы там. Это же центр тусовки «Львов». Эти ублюдки ежедневно суют свой нос на мою территорию. И пусть меня повесят, если я позволю вам присоединиться к ним.
Мистер Контрерас вновь что-то пробурчал.
– Но это правда, Роулингс, – заявила я с предельной искренностью, словно клялась на Библии. – У врача Хершель работает медсестра. У нее сестра-подросток забеременела. От некоего Фабиано Эрнандеза, последнего негодяя. В прошлый вторник в госпитале Шомбурга обе умерли – и роженица и ребенок. Нет, нет, не убийство: осложнения, связанные с диабетом, с ранней беременностью... Так вот, с тех пор Эрнандез разъезжает в машине, которая ему явно не по средствам: он безработный. Вечно. Вот семья и решила разузнать что к чему. Это честная гордая семья, им не по нраву связь с Фабиано, во-первых. А во-вторых, ненавистна мысль, что он мог сделать деньги на смерти жены. А Фабиано бегает в «шестерках» у Серджио Родригеза и нажаловался ему. Серджио подумал, что я якобы какой-то должок хотела с него получить. Вот и вся история вопроса.
Роулингс выпустил воздух из надутых щек.
– И все это без какой-либо связи со смертью Треджьера?
– Насколько я знаю, да.
– Треджьер занимался той девушкой, что умерла?..
Такова уж полицейская работа – подозревать всех и вся. Либо Роулингс был себе на уме, либо раздобыл кое-какую информацию.
Я кивнула:
– Да. Видите ли, врачом девушки была доктор Хершель, но в Шомбург она послала Треджьера, сама не смогла поехать.
– И этот гад убил Треджьера за то, что он позволил жене умереть?