Горничная Карнеги
Шрифт:
Иногда мистер Карнеги замедлял шаг, чтобы указать на перчаточную мастерскую или аптеку с хорошим выбором лекарств, но в остальном мы шагали в хорошем темпе, пока не дошли до небольшого прекрасно ухоженного парка с раскидистыми деревьями, извилистыми дорожками и множеством скамеек, приглашающих присесть отдохнуть.
— Мама, — сказал Эндрю, когда мы вошли в парк через высокие кованые ворота. — Если тебе вдруг захочется передышки от чудес под крышей «Сент-Николаса», я рекомендую этот парк. Я часто захожу сюда по вечерам, подышать свежим воздухом, прежде чем возвращаться к тебе в отель. — Он обращался к матери,
В воздухе плыли мелодии «Нормы» Винченцо Беллини. Я закрыла глаза и полностью отдалась дивной музыке, на миг позабыв, что сидела не в зале, а в фойе, на длинной скамье, предназначенной для прислуги. Хотя опера была мне незнакома, некоторые мелодии навевали воспоминания о классических композициях, которые мы с сестрами разучивали дома в Голуэе. В то время как наши соседи играли и пели ирландские баллады, нарушая закон, запрещающий всякую голуэльскую культуру, отец прививал нам вкус к более возвышенной музыке. Это еще одна причина, по которой я не пользовалась особой популярностью среди голуэйских парней.
Я уже несколько недель не получала писем от Элизы. Конечно, корреспонденция приходила в Питсбург, и пересылка в Нью-Йорк занимала какое-то время, но настолько длительный перерыв настораживал. Что происходило дома? Как справлялась моя семья? Мне претила необходимость притворяться в переписке, будто я не знала об отцовской причастности к фениям, и подавлять злость на папу, подвергшему опасности всю семью. Какими бы ни были мои опасения по поводу собственного положения в доме Карнеги, я понимала, как сильно мне повезло: у меня была еда, крыша над головой и зарплата, достаточная, чтобы поддержать семью, — и, возможно, я сделаю для них даже больше, если все-таки получу те премиальные деньги за акции, которые Эндрю оформил на мое имя.
Девушка-горничная, сидевшая справа от меня, тихонько откашлялась. Я приветливо улыбнулась ей, готовая завести разговор, но она отвела взгляд и повернулась к своей соседке по правую руку. Они принялись о чем-то шептаться, а я даже слегка растерялась. Кажется, я не сделала ничего, что могло бы ее обидеть.
Музыка смолкла, и капельдинеры открыли двери, ведущие в зал. Зрители — элегантно одетые дамы и джентльмены — начали выходить в фойе, где во время антракта работал буфет и подавали аперитивы. Знакомые дамы приветствовали друг друга осторожными объятиями — чтобы не смялись прически и платья, — а джентльмены здоровались, пожимая руки.
Эндрю и миссис Карнеги тоже вышли из зала. Я смотрела на них, и внутри у меня все сжималось. Оба невысокого роста, они выглядели совсем крошечными на фоне статных, высоких мужчин и женщин — и до ужаса старомодными в своих парадных нарядах, хотя нас уверяли, что и костюм Эндрю, и платье его матери сшиты по самой последней моде. Эндрю сделал вид, что потягивает шампанское из хрустального бокала, и попытался заговорить с джентльменом, стоявшим рядом. Я наблюдала за ним, нервно кусая губы.
— Глянь на этих двоих, — донесся до меня шепот девушки, которая не пожелала со мной познакомиться. Она обращалась все к той же соседке справа. Они обе смотрели на Эндрю и миссис Карнеги.
— Смелые люди, если отважились показаться среди высшего общества, — так же шепотом ответила ее соседка.
— Как будто их в него когда-нибудь примут.
—
— Представляю, что говорит об этой парочке моя хозяйка, миссис ван Ренсселер, своей подруге миссис Моррис. Видишь, как они на них смотрят? Словно на какое-то диво!
— Впрочем, откуда бы этой женщине знать о надлежащей длине рукавов? Как говорит миссис Райнлендер, моя хозяйка… — Речь девушки-горничной сделалась тоньше и звонче, и в ней появился почти британский акцент: — «Не надо, чтобы о наших обычаях знали повсюду. Демократия демократией, но нельзя допускать в наш избранный круг всех и каждого».
Вторая девушка захихикала.
— Моя хозяйка твердит то же самое. Наверняка миссис ван Ренсселер и миссис Моррис разбирают по косточкам осанку этой дамы. Видишь, как она горбится? Где ее гордая стать? Где лебединая шея?
— Нельзя винить наших хозяек за то, что они так дивятся на этих двоих. Они обе почти не выходят из дома, общаются с узким кругом знакомых, и развлечений у них не так много. Эта маменька с сыном, думаю, кажутся им экзотическими животными из зверинца.
Девушки-горничные продолжали высмеивать Карнеги, а я мысленно молилась Деве Марии о том, чтобы антракт поскорее закончился и у этих девиц больше не было повода для злословия. Словно в ответ на мои молитвы прозвенел гонг, призывающий зрителей в зал.
Глава тридцать восьмая
— Как ты думаешь, Клара, вечер удался? — спросила хозяйка.
Именно этого вопроса я и боялась. Каждое утро, после выхода в свет накануне — в оперу, на концерт или ужин в ресторане «Дельмонико», — миссис Карнеги неизменно интересовалась, насколько успешно прошло вчерашнее мероприятие.
Я многое знала, но не могла сказать правду. Я провела немало вечеров, сидя на скамьях для прислуги в фойе Музыкальной академии, театров и ресторанов, и успела наслушаться разговоров других служанок, которые сплетничали о высшем обществе Нью-Йорка и высмеивали потуги Карнеги войти в него, причем девушки не таились, даже зная, что я их горничная. Я уже уяснила, что вечерние выходы Карнеги на периферию нью-йоркского высшего света — в те единственные места, где сливки общества появлялись публично, — не одобрялись элитой, ревниво охраняющей свои границы. Несмотря на все богатство Эндрю, местная «старая гвардия» никогда не пропустит Карнеги в этот круг.
Да, я не могла сказать правду. И поэтому солгала:
— Ваше платье было самым красивым во всем ресторане, мэм.
Миссис Карнеги сдержанно улыбнулась.
— Но ведь там были дамы моложе меня, и в нарядах гораздо красивее.
— На мой взгляд, их наряды уж слишком фривольные, мэм. Я считаю, что платье должно отличаться безупречным стилем и качеством и соответствовать всем стандартам моды. Ваш наряд в этом смысле остается вне конкуренции.
Мои усилия вознаградились еще одной сдержанной улыбкой.