Горничная Карнеги
Шрифт:
Эндрю нужно было съезжать. Скоро и старшей миссис Карнеги тоже придется уехать. И что тогда будет с нами?
На ближайшие несколько недель, «пока мы не определимся с дальнейшей стратегией», как сказал Эндрю, он решил поселиться в отеле «Юнион депо» рядом с железнодорожным вокзалом на станции Юнион в центре Питсбурга. Вполне удобное место для ежедневных визитов в городскую контору и частых поездок на Средний Запад, в Вашингтон и Нью-Йорк, но совсем неудобное для посещения «Ясного луга».
Наши встречи стали требовать еще большей изобретательности, чем в Нью-Йорке. Если хозяйка отправляла меня с поручением к модистке или в лавку перчаточника, я выбирала необычный маршрут, мимо конторы Эндрю на Грант-стрит, где поблизости располагалась
Иногда я задумывалась о том, что сказали бы мои родители об этих ухищрениях. Они уж точно не хотели для меня такой жизни. Когда папа занялся подготовкой восстания фениев и отправил меня в Америку, чтобы было кому поддержать семью, он, вероятно, понимал, что новая страна меня так или иначе изменит. Но, посылая меня на чужбину, они с мамой и не предполагали, что я стану настолько двуличной, независимо от своей сущности siofra. Папа наверняка осудил бы меня, даже притом что сам подверг риску всю нашу семью, — и осудил бы сурово. Возможно, столь же сурово меня осудит и Бог, которому я когда-то молилась в маленькой католической церкви в Голуэе.
Торопясь вернуться к хозяйке после очередной тайной встречи с Эндрю — оправданием моего затянувшегося отсутствия служила сумка якобы с покупками из аптеки, — я ворвалась в дом через заднюю дверь для прислуги и чуть не налетела на миссис Стюарт.
— Прошу прощения, мэм.
— Вы так долго пробыли в Нью-Йорке, что забыли все правила этого дома. Здесь не носятся как угорелые, — заметила она, поправляя свой белый накрахмаленный воротничок с таким обиженным видом, словно я сбила ее с ног, а не задела подолом краешек ее юбки. Я знала, что вся прислуга «Ясного луга» считала мою поездку с хозяйкой в Нью-Йорк своего рода длительным отпуском, из-за чего их неприязнь ко мне только усугубилась.
— Я просто хотела скорее отдать хозяйке все, что ей нужно, миссис Стюарт.
— Прямо-таки идеальная служанка.
Я решила принять это едкое замечание за комплимент.
— Стараюсь.
Повесив пальто на вешалку, я прошла через кухню к двери на черную лестницу.
— Эй, погодите, — окликнула меня миссис Стюарт. — Чуть не забыла. Вам письмо. — Она выудила из кармана конверт и протянула его мне.
Я уже почти два месяца не получала весточек из дома и теперь бросилась за письмом сломя голову.
— Спасибо, миссис Стюарт.
Поднявшись до середины черной лестницы, я присела на ступеньку. Здесь меня не увидит никто из хозяев и никто из прислуги. Дрожа от нетерпения, я вскрыла конверт.
Дорогая Клара!
Не знаю, где застанет тебя это письмо, в Питсбурге или в Нью-Йорке, и как скоро оно до тебя доберется. Я надеюсь, оно дойдет быстро, потому что у меня печальные новости, и я просто не в силах вынести их в одиночку. Не понимаю, как об этом писать, и потому напишу прямо, хотя все мое существо сопротивляется и не желает облекать горькие вести в слова на бумаге, тем самым делая произошедшее окончательно реальным. Сесилия умерла.
Все началось с кашля. Самого обыкновенного кашля, которым мы все страдали и прежде в особенно студеные зимы. Раньше, когда у нас была ферма, мама делала нам травяные припарки на грудь, помнишь? Помнишь, как они пахли: летней свежестью и самим исцелением! Но здесь у нас нет возможности собирать и сушить травы. Нет возможности делать припарки. Здесь только сырая, холодная комната на чердаке, где мы
Мы старались не тратить те деньги, которые ты присылаешь, и откладывать их на билеты на пароход до Америки. Хотели сделать тебе сюрприз. Эти накопления очень нам пригодились: денег хватило, чтобы вызвать врача, когда Сесилии стало совсем худо. На лекарство, которое он прописал, мы потратили все оставшиеся сбережения, но оно хорошо помогло ей от кашля. К несчастью, оно не сумело исцелить ее полностью. Было уже слишком поздно.
Нашей милой Сесилии больше нет. Это огромное горе и невосполнимая утрата. Папа говорит, что с ним все хорошо, но, пожалуйста, молись за него, потому что сейчас он не может работать. Мы живем только за счет нашего с мамой шитья и пребываем в непрестанной печали.
Я зажала ладонью рот, чтобы не разрыдаться в голос. Я не могла допустить, чтобы такая же страшная участь постигла еще кого-нибудь из моих близких. Их требовалось спасать. И я знала, что надо делать.
Глава сорок третья
От горячего чая поднимался пар. Я наклонилась над чашкой, чтобы согреть озябшие щеки. По календарю был апрель, но весна еще не добралась до Питсбурга.
— Попросить холодной воды, чтобы остудить чай, Клара? — спросил Эндрю, легонько коснувшись моей руки. Он был в перчатках, уже во второй паре за день. Первая пара почернела от питсбургской сажи еще до обеда, и их пришлось заменить.
Я подняла голову и посмотрела в его глаза. Умные, добрые, проницательные глаза — единственные, видевшие во мне настоящую Клару Келли, пусть он и не знал, что до моей сути ему пришлось пробираться сквозь обманные внешние оболочки.
— Спасибо, Эндрю, не нужно. Мне надо согреться, — тихо ответила я.
Хотя исходившее от чашки тепло унимало жжение на замерзших щеках, ничто не могло исцелить боль в моем сердце. Бедняжка Сесилия! Я никогда не увижу, как она повзрослеет и превратится из девочки в женщину. Даже страшно представить, что чувствовали мама с папой и Элиза, наблюдая, как Сесилия медленно угасала на их глазах. Боль и беспомощность, которые они ощущали тогда, теперь захватили меня. Моя семья не должна более оставаться в Ирландии, где их ждала лишь убийственная, беспросветная нищета. Следовало скорее перевезти их сюда. Но я не могла рассказать Эндрю о своих бедах. Ни о смерти младшей сестры, ни об отчаянном положении близких, ни о той Кларе Келли, которая сошла с корабля в Филадельфии. Как же спасти мою семью, сохранив отношения с Эндрю? Что он подумает обо мне, обнаружив, что во мне нет ни грана той честности, которой он так дорожит, и что я годами обманывала и его самого, и его любимую мать? Как он отреагирует, узнав, что я всего лишь дочь бедного фермера, чья семья умирает в трущобах Голуэй-Сити, и поэтому хочу скорее получить деньги, которые он мне обещал? Я совершенно не представляла, как раздобыть эти деньги, не признавшись во всем. А потому мысленно собрала волю в кулак, приготовившись к неизбежному.
— Да, весна что-то запаздывает. Но представь, Клара, скоро станет тепло, и мы снова сможем встречаться в парках, а не в чайных и коридорах «Ясного луга».
Он говорил о весне, а я боялась загадывать так далеко. Я могла думать лишь о сегодняшнем дне, о предстоящем признании. От осознания того, что я должна сделать, мое сердце рвалось на куски. Вся моя жизнь в Америке построена на изначальном обмане, и я не видела другого способа спасти семью, кроме как раскрыть этот обман. И тем самым разбить все надежды на будущее с Эндрю.